Ближайшая ко мне дверь приоткрыта. Я заглядываю внутрь и вижу бесконечные ряды коек, и на каждой — силуэт спящего. Черт! Как же я не догадался, что Отбросы будут спать в одном помещении!
Что же я здесь делаю? Мне ее никогда не найти, но даже если и найду, то она будет не одна. И даже если случится чудо и она будет одна, то что я ей скажу? Как мне вывести ее отсюда и не оказаться в лапах у охранников?
Но я не могу бросить ее и отправить на верную гибель.
Я замечаю на двери в конце коридора, как раз напротив меня, огромный зеленый крест. Это единственная дверь, которая хоть чем-то отличается от других. На ней нет номера. Только одно слово — «ЛАЗАРЕТ».
Думаю, прежде чем уйти, стоит туда заглянуть. Боком двигаясь по коридору, я подхожу к двери и как можно тише открываю ее. Наверно, все же не настолько тихо, как следовало бы, потому что одинокая фигура на единственной кровати ахает, резко садится и дергает шнур лампочки. Вспыхивает свет. Разинув рот, она смотрит на меня.
Это она. Хошико.
Я испуганно вскакиваю. Все мои страхи обретают плоть и начинают жить своей жизнью. За мной пришли. Сильвио прислал их. Настала моя очередь. Я включаю свет. Глазам требуется пара секунд, чтобы привыкнуть. Нет, должно быть, я все еще сплю. Потому что это он. Тот парень. Бенедикт Бейнс.
— Что ты здесь делаешь? — требовательно спрашивает она, и все мои фантазии о том, что в порыве радости Хошико бросится мне на шею, мгновенно вянут и умирают. Она явно не рада меня видеть. — Как ты попал сюда?
Не знаю, что сказать. Еще ни разу в жизни я не оказывался в таком глупом положении. Я вломился в цирк, вторгся в личное пространство девушки, с которой толком не знаком, и даже заранее не подумал, что будет дальше. Я делаю глубокий вдох.
— Просто хотел убедиться, все ли с тобой в порядке.
— Все ли со мной в порядке? Нет, конечно. Твоя мать сегодня приговорила меня к смерти! — Хошико свирепо смотрит на меня. — Что ты здесь делаешь? — повторяет она. — Чего ты хочешь от меня?
Ее волосы растрепаны и торчат во все стороны. На ней старая мешковатая футболка грязно-серого цвета. По лицу размазана косметика, под глазами ниточки туши — не иначе как она плакала.
Сверкающей цирковой звезды больше нет. И все же, она куда красивее и живее всех девушек, которых я когда-либо видел.
По крайней мере, я пытался. По крайней мере, я не сидел дома и не предавался пустым мечтам. Теперь я точно знаю: не было никакой безумной близости душ, разве только в моей глупой голове.
