Не о том он спрашивает Метельникова, не о том. Что заместитель? Запятая в общем предложении. Перестроил предложение — и знаки препинания уже другие. При чем здесь зам?
Как ты себя чувствуешь, товарищ Метельников? Незавидная у тебя роль в этой истории. Не кто-то другой, а ты сам вычеркнул крамольные слова из автобиографии своего заместителя. Вычеркнул и заставил переписать. Вот о чем надо бы спрашивать.
— Ты вот что… Дай ему понять, его работа в прежней должности нежелательна.
— Дать понять можно. — Лицо Метельникова утратило насмешливое выражение. У глаз собрались морщинки, обозначилась впалость щек. — Дать понять нетрудно. А где взять заместителя? Кто будет заниматься строительством, импортом? Или с этого момента мне разрешено план не выполнять?
Скорее всего Голутвин ему ничего не сказал, иначе он был бы сговорчивее.
— Ты напрасно упорствуешь. В твоих интересах показать, что ты небезразличен к решению комиссии.
— В моих интересах и в интересах ведомства не сорвать годовой план. Я против увольнения Фатеева.
— Зачем же увольнять? Есть прекрасная формулировка «в связи с переходом на другую работу». Разве мало других работ?
— Другие работы есть, другого зама нет.
— Фатеев был исключен из партии. Ты же не станешь этого отрицать?
— Не стану. Но он был восстановлен. Восстановлен!
— Если все так безобидно, почему он не указал этого в автобиографии?
— Не знаю, возможно, вспомнил о крючкотворах, которым все равно ничего не докажешь. Указывать или не указывать — это его право. Ему восстановили стаж, значит, исключение было ошибочным.
— Ты невнимательно прочел материалы. Нигде не сказано, что прежнее решение признается неправильным. Фатеев показал себя хорошо в работе, партия сочла возможным восстановить его. Он обязан был это написать в своих документах. Ты понимаешь, у кого-то может появиться желание глубже и обстоятельнее изучить его личное дело. Есть повод. А если он еще что-то скрыл, что тогда? Зачем тебе это? Своим упрямством ты усложняешь жизнь не только себе, но и Голутвину.
Это был пробный шар. Теремов мельком взглянул на Метельникова, затем посмотрел себе под ноги. Так получилось, что в поле его зрения оказались ботинки Метельникова. Это были очень хорошие ботинки. Густого темно-вишневого цвета. Добротная мягкая кожа матово лоснилась. Ботинки были так ухожены, так уверенно стояли на ковре, что не оставалось сомнения: ногам в этих ботинках удобно и благополучно. Теремов покосился на свои ботинки, затертые, загуталиненные. И снова недовольство кольнуло душу: пижон!
