— Да, господин. — Дейн Лиан медленно поднялся, придерживаясь за стенку. — Сию секунду, господин.
Шедао Шай подождал, пока Дейн Лиан не доковыляет до выходной двери.
— И еще...
— Да, мой вождь?
— Сними маску, когда будешь говорить с ним.
— Господин?! — В глазах подчиненного отразился ужас. — Вы не можете...
— Я не могу? — Шедао Шай стал медленно приближаться к дрожащему помощнику. — Я могу. Ты снимешь маску и пришлешь сюда Элегоса, а затем отправишься к «объятиям боли». Если хоть раз до рассвета я увижу, что ты не корчишься от боли, я убью тебя собственными руками.
— Слушаю и повинуюсь, мой господин.
* * *
Отложив в сторону маску, Шедао Шай наблюдал за хищной рыбой, которая проплывала внутри резервуара с водой. Он подолгу изучал рыб, любил смотреть, как они набрасываются друг на друга и разрывают друг друга в клочья, а потом кусочки оторванной плоти начинают тонуть и становятся кормом для других морских созданий. Даже косточки и те не пропадают даром: они оседают на дне и идут в пищу улиткам и прочим крошечным существам. Ничего не расходуется впустую. Боль и страдания идут на пользу всем, как и должно быть.
Он приказал формовщикам, приглядывавшим за аквариумом, перестать кормить рыб людьми или их останками. Конечно, зрелище было забавное — всегда забавно, когда кто-то пытается отрицать главенствующую роль боли, — но Шедао Шай чувствовал неудовлетворенность хищников, которые привыкли самолично добывать пропитание. Он считал, что если кормить их готовой и не оказывающей сопротивления пищей, то это будет выглядеть насмешкой над природой и ее законами, это оскорбит подводных охотников, которым доставляет удовольствие драться за свою еду, а не подбирать падаль.
Шедао Шай улыбнулся во весь рот. Формовщики и жрецы, надзиратели и рабочие — все эти касты юужань-вонгского общества обленились. Воины — вот кто истинные охотники. Именно эта юужань-вонгская каста была наиболее близка к тому, чтобы познать все тайны вселенной. К сожалению, пришлось заметить ему про себя, не все воины достойны такой судьбы. Дейн Лиан страшился ее, и Шедао Шай подозревал, что даже ночь, проведенная в «объятиях боли», не сильно поможет ему прозреть.
Элегос заставил себя выпрямиться, войдя в комнату. Он двигался энергично, стараясь не показывать, какую боль терпит, но Шедао Шай все равно ощущал его страдания. Руки каамаси практически не поднимал; время от времени он непроизвольно хромал и оступался. Что ж, боль терзает его, но он готов ее принять. Он хорошо учится.
