— Мы знаем, — сказал на это Карло Бергонци, — мы знаем, что ты даже нарочно придаешь скрипкам небрежный вид, делая разные эфы. Не слушай его, Луиджи. Форма выше всего. Что толку, если после всей твоей трудной работы всякий молокосос подойдет и скажет: «А левый-то эф выше и кривит». Тогда, может быть, и лакировать не нужно?
Они всегда спорили и враждовали — Лоренцо Сториони и Карло Бергонци.
— Лак нужен, — ответил Сториони. — Но не для того, чтобы зализывать каждую мелочь, а чтобы дать глазу заранее почувствовать содержание звука. А у тебя — что ни скрипка, то повторение старого. Так ты никогда не выбьешься из подражания Страдивари, а лучше его тоже никогда не сделаешь.
— Антонио Страдивари величайший мастер и человек, — упрямо сказал Бергонци. — А ты вот взял за образец проходимца Гварнери, — недаром он попал в тюрьму. Небрежность в работе от беспутной жизни.
— Нужно браться за работу, — проговорил Антонио Капо, — с молитвой, с именем божьим на устах. Нужно, чтоб весь твой замысел был освящен, проникнут и согрет религией.
Хорошее слово сказал Антонио Капо.
— Гварнери был добрый христианин, — промолвил Сториони. — Он был добрый христианин и страдалец в жизни. Но сохранил мужество и до конца являл величие своего духа.
— Он боролся с дьяволом, — отвечал Капо. — И когда дьявол одолевал, вся работа никуда не годилась.
Вот тут-то и проговорился Луиджи.
— При чем тут дьявол или бог, — сказал он. — Бери скрипку, как она есть, и суди о ней. А творил ли мастер за работой молитву или он жевал при этом оливку, — не все ли тебе равно? Ты играешь на скрипке, а не на мастере. Был ли он безбожником или точил слезы о страстях Христовых, — какое тебе дело? Лишь бы скрипка звучала.
— Ну, этак ты будешь отрицать всякое значение мастера, — возразил Сториони. — Так можно договориться до того, что пусть лучше скрипку делает плотник.
— Пусть делает плотник, — согласился Луиджи. — Пусть делает богохульник, убийца, кровосмеситель, монах, шинкарь или погонщик ослов, — что мне до этого? Другое дело — сможет ли он сделать хорошую скрипку.
— Да, вот сможет ли, — вмешался Карло Бергонци. — Если руки его приспособлены больше к лопате, вилам или молотку, то сомневаюсь, чтоб он имел успех в скрипичном деле. Скорее, думаю, выйдет у него гроб или сундук.
— Если руки его способны к лопате, зачем он возьмется за скрипку? — спросил Луиджи.
— Не говори, — ответил Сториони. — Искусство — болезнь. Кто хоть раз, хоть по ошибке прикоснулся к нему — порченый человек. Я знавал не мало таких неудачников, которым лучше бы близко не подходить к скрипке, но они упорно бьются над мастерством.
