Сержант вошел в клуб и вернулся с Дантоном.
„Что это, — сказал он, — тебя арестовали? Тебя, моего друга и друга Камилла! Тебя, лучшего из существующих республиканцев! Да полно, гражданин сержант, — прибавил он, обращаясь к начальнику санкюлотов, — я ручаюсь за него. Этого тебе довольно?“
„Ты ручаешься за него. А за нее?“ — возразил упрямый сержант.
„За нее? О ком ты говоришь?“
„Об этой женщине, черт побери!“
„За него, за нее, за всех, кто с ним; доволен ты?“
„Да, я доволен, — сказал сержант, — особенно тем, что повидал тебя“.
„А, черт возьми! Это удовольствие я могу доставить тебе даром: смотри на меня сколько хочешь, пока я с тобой“.
„Благодарю. Отстаивай, как ты это делал до сих пор, интересы народа и будь уверен, народ будет тебе признателен“.
„О да, конечно! Я на это рассчитываю!“ — сказал Дантон.
„Можешь ты пожать мне руку?“ — продолжал сержант.
„Отчего же нет?“
И Дантон подал ему руку.
„Да здравствует Дантон!“ — закричал сержант.
„Да здравствует Дантон!“ — повторил патруль.
И патруль ушел под командой своего начальника. В десяти шагах он обернулся и, размахивая своим красным колпаком, закричал еще раз: „Да здравствует Дантон!“ И его люди повторили за ним этот возглас.
Я хотел поблагодарить Дантона, но в это время его несколько раз окликнули из помещения клуба.
„Дантон! Дантон! — кричало несколько голосов. — На трибуну!“
„Извини, мой милый, — сказал он мне, — ты слышишь… жму руку и ухожу. Я подал сержанту правую руку, тебе подаю левую. Кто знает? У достойного патриота может быть чесотка“.
И, повернувшись, он сказал тем мощным голосом, который поднимает и успокаивает бурную толпу на улице: „Иду! Иду, подождите!“
Он ушел в помещение клуба.
Я остался у дверей один с моей незнакомкой.
„Теперь, сударыня, — сказал я, — куда проводить вас? Я к вашим услугам!“
„Ну, разумеется, к тетке Ледьё, — со смехом ответила она. — Вы ведь знаете, она моя мать“.
„Но где она живет, тетка Ледьё?“
„Улица Феру, номер двадцать четыре“.
„Пойдем к тетке Ледьё на улицу Феру, номер двадцать четыре“.
Мы пошли по улице Фоссе-Месьеле-Пренс до улицы Фоссе-Сен-Жермен, по улице Маленького Льва, потом по площади Сен-Сюльпис на улицу Феру.
За весь этот путь мы не обменялись ни словом.
Только теперь, при свете луны, сиявшей во всем своем блеске, я мог свободно рассмотреть мою спутницу.
То была прелестная особа двадцати или двадцати двух лет, брюнетка с большими голубыми глазами, скорее живыми, чем грустными; прямой и тонкий нос, насмешливые губы, зубы как жемчуг, руки королевы, ножки ребенка — все это в вульгарном костюме дочери тетки Ледьё носило аристократический отпечаток, что и могло вызвать сомнения у храброго сержанта и его воинственного патруля.
