Антона и Таню не взяли на кладбище и они тихо сидели в комнате, где незнакомые женщины накрывали столы для поминок.
– Хорошая у тебя была мама, – вздохнула Таня. – Никогда не ругалась. Моя иногда так кричит! А твоя – никогда. И любила тебя, хоть ты и приёмыш…
– Кто? – спросил удивлённый Антон.
– Приёмыш. Ты что – не знал? Тебя же в детдоме взяли. Я не помню, как тебя привезли, а Оля помнит. Говорит, ты такой испуганный был… А ты что, правда не помнишь?
– Сама ты приёмыш, – с обидой сказал Антон. – Приёмыш и врунья!
– Врунья? У Оли спроси – она сама видела, как тебя на машине привезли, а ты в маму вцепился и не хотел выходить. Как дурачок! Вот придёт она с кладбища – и спроси!
Спросил… Лучше бы не спрашивал. Оля взяла с него честное слово, что он никому не расскажет о том, о чём проболталась ему глупая Танька.
Выходит, они ему врут? Его учили: «Будь честным!» – а сами врут? Что тётя Ира врёт – это нормально, он её никогда не любил, но папа, дед, даже мама? То ли вспомнил что-то Антон из своего раннего детства, то ли придумал – но казалось ему, что он помнит какую-то стену в синих обоях, двухярусную кровать, громкий крик: «Не дерись!»…
Значит, он не родной им? А где же его родные? Он хотел задать папе свой главный вопрос, но после маминой смерти папа вёл себя странно – не смотрел на Антона, не спрашивал «как делишки» и не звал поиграть в футбол. И дед позабыл про шахматы, не рассказывает о войне и героях, не зовёт по ягоды или грибы. А тётю Иру и спрашивать бесполезно – плачет и плачет, приезжая в городок на выходные. Это ему нужно плакать – не им! Это он потерял свою маму! Папе скоро женится, все женятся – так Танька говорит, а она, хоть и врунья, но это-то знает. Дед уже старый и у него есть Ира… А Антон совсем одинок. С ним не хотят ни играть, ни разговаривать… как будто не его укусила змея, не ему было больно, и не у него умерла – пусть приемная – мама… Ну и пусть! Он вырастет – и уйдёт от них. И найдёт настоящую маму!
* * *
Он не знал, где искать настоящую маму, знал только – из детдома нужно бежать.
С такими же, как он, бедолагами Антон исколесил полстраны. Научился находить ночлег, добывать еду, не одиножды бил – и не одиножды били его. В последний день октября, в день, когда ему исполнялось тринадцать, их стая не поделила товарный вагон с чужаками. Чужих было больше и Антона избили до полусмерти, а потом выбросили умирать на стылую землю.
«Просыпайся, сынок! Просыпайся! Ты забыл, что сегодня твой день рождения? Посмотри, какие подарки! От деда – велосипед, от тёти Иры – пижама и куртка, от нас с папой – жизнь. Антоша, ты слышишь меня, свою маму? Вставай, мой мальчик, вставай и иди! Ты увидишь, куда идти. Вставай, мой сынок, ещё не время встречаться… – Мама плакала, звала, тормошила. – Антоша, я испекла тебе торт. Посмотри, какой он необычный – хлеб и свежее молоко… Ну, вставай же, вставай… друг ты мой ситцевый…»
