— Были, майор, были, — качнул головой полковник. — Мы это элементарно докажем. И загремишь ты лет эдак на семь туда, куда Макар телят не гонял. Но есть и другой вариант, если договоримся.
— Какой же?
— Ты продаешь свою фирму компании, которую я назову, а мы прекращаем дело.
— Этого никогда не будет.
— А ты не спеши, майор, подумай, время есть. Ведь мы можем пойти дальше и заняться твоей азиаткой, она мне, кстати, очень нра…
Закончить фразу Князев не успел.
Шмаков сгреб со стола хрустальную вазу с фруктами и изо всей силы метнул ее подлецу в голову.
На звон разбитого стекла и вопли начальника в комнату ворвалась охрана, завязалась потасовка. Силы были явно неравны, и вскоре, бешено матерясь и пытаясь освободиться от наручников, Шмаков, лежал на полу.
— Ну, тварь, — прижимая к рассеченному лбу салфетку, прошипел Князев, — ты у меня до суда сгниешь в камере. В СИЗО эту суку!
Обратный путь Алексей проделал лежа на полу микроавтобуса с целлофановым пакетом на голове.
Затем его, багрового от удушья и мучительно кашлявшего, впихнули в другую камеру, под номером тринадцать.
В отличие от первой она была значительно меньше. С одноярусными, застеленными одеялами нарами, небольшим телевизором на столе и булькающим в кружке кипятильником.
— Проходи, мент, — сказали с нар, на которых, дымя сигаретами, играли в карты четверо парней с рожами горилл и в наколках.
— Я не мент, — прохрипел Шмаков, обессиленно присев с краю.
— Пшел! — ткнул его ногой один из играющих, и Алексей свалился на пол камеры.
— Ату его, Кувалда! — захохотали остальные.
— Тебе кто разрешил садиться, гнус? — прошипел Кувалда и, встав с нар, по-кошачьи мягко двинулся к жертве.
Предвидя дальнейшие события, Шмаков не стал ждать и врезал блатного кулаком под дых. А когда тот повалился на пол, сцепленными в замок руками саданул по затылку. Но выпрямиться не успел — остальные навалились и сбили с ног.
— Шустрый мент, — хрипел кто-то, выворачивая руки.
Затем Шмакова швырнули лицом на нары и стали срывать джинсы.
— Ну, держись, Саша, щас будешь Маша! — осклабился держащий его за горло лысый крепыш. — Давай, Кувалда, ты первый!
Неимоверным усилием Шмаков сбросил с себя насильников, подмял под себя лысого и впился тому зубами в горло.
Последнее, что почувствовал, — солоноватый привкус заполнившей рот крови и сокрушительный удар, потрясший все тело…
