А Сашкин пулемет продолжал мести очередями склон сопки у самой вершины, высекая из нее гранитные крошки. Оставшийся немец с рвущейся с поводка овчаркой, вопя от боли, исчез в их круговерти.
В это время за одной из кочек приподнялась голова в высоком колпаке, щелкнул выстрел, и пулемет замолк.
— Твою мать! — зарычал Тим, всаживая в кочку очередной диск до упора.
Затем он отщелкнул его, вставил новый и чутко прислушался. Тишину нарушал лишь хрип лежащего неподалеку ефрейтора.
Старшина кошкой прыгнул к нему и хряснул прикладом в висок. Тот дернулся и затих.
Держа наготове автомат, Тим быстро заскользил по склону, задержавшись у трупа коренастого. Тот лежал на боку, прижав к животу руки, старшина шевельнул носком сапога тело и сделал несколько шагов вперед. За спиной коротко свистнуло, он отпрыгнул вбок, одновременно дав назад очередь.
Морщась от боли, Тим вырвал из предплечья финский нож и швырнул его в сторону трупа. Потом, скрипя зубами, зажал рану ладонью и, спотыкаясь, побежал к бомберу.
Когда он нырнул в мрачную утробу машины, Сашка лежал на спине под турелью. Он еще жил — наполненные болью глаза были широко открыты, а на губах вскипали розоватые пузырьки и лопались.
Тим упал на колени, раздернул на друге бушлат и задрал ветхий тельник.
На худой мальчишеской груди, чуть ниже правого соска, чернело небольшое пулевое отверстие, из которого толчками выбивалась кровь.
— Браток, ты держись, я сейчас, — зашарил непослушными пальцами старшина в карманах и внезапно замер.
Сашка, чуть повернув к нему голову, прошептал:
— Ти-и-ма.
Потом глаза его навсегда закрылись…
На следующее утро пролома в самолете больше не было. На его месте, плотно приваленный элероном и камнями, темнел дюралевый лист обшивки.
У машины, понурив голову, стоял Тим с вещмешком, автоматом в руке и без шапки.
— Ну что ж, прощай, Александр, — прошептал старшина. Надел шапку, повернулся и зашагал в тундру, туда, где на востоке всплывало солнце.
— Товарищ капитан, а товарищ капитан, проснитесь, — потряс кто-то за плечо спящего на солдатской койке Кураева.
— Чего надо? — пробурчал тот, открывая глаза. — Ни дня тебе, ни ночи.
— Только что перебежчика доставили, — наклонился к нему пожилой сержант в плащ-палатке и с автоматом на плече. — По приказу комбата.
— Перебежчика, говоришь? Это интересно. — Сев на жестком матраце, принялся натягивать сапоги капитан. — Давай его сюда. — Пригладил рукой растрепавшиеся волосы.
