Матти не торопясь разлил по кружкам водку.
— Есть предложение выпить за новорожденного, — сказал сержант. — Кто за, кто против, кто воздержался? Все за. Ну, Алёшка, жить тебе сто лет, после сегодняшнего дня. Будь здоров!
ЗНАМЯ БРИГАДЫ
«Здравствуй, Шура. Пишу тебе из Восточной Померании. Идём мы вперёд. Перед нами Липштадт. Что за город, не знаю — завтра увидим. Проезжаем сёла, хутора. Здесь у них всё не так, как у нас. Дороги хорошие — можно жать на всю железку. Лесочки словно гребешком вычесаны, домики интересные, как мухоморы — с красными крышами. Диковинно мне — март, а тут уже весна. Травушка мягкая повылазила, мнём её гусеницами. Останавливаемся на ночёвку, занимаем барские дома. Там никого нет — все драпают на запад — нас боятся. Вина тут разного много в старых погребах, но ты меня знаешь, я не любитель. Сегодня утром встал, вышел в сад — сирень набухает. И берёзка в саду у них растёт. Так я заскучал по дому, прямо слёзы горло сжали. Товарища моего, Лёню Ризина, я тебе карточку с ним прислал, ранило, отвоевался».
— По машинам! — кричал комбат Кунилов, высокий хмурый человек. — Конспект на родину сочиняешь, лейтенант? — спросил он, проходя мимо сидящего на крыльце Афанасьева. — По машинам!
Один за другим взревели моторы, и мирный фольварк вмиг заволокло густым дизельным дымом.
Алексей Николаевич легко перекинул ноги в чернеющий люк, ощутил ладонью тёплую от полуденного весеннего солнца броню.
«И надо же, так рано тут весна», — удивился он, оглядывая по-летнему высокое синее небо. Потрогал для верности, застёгнут ли карман гимнастёрки, куда положил недописанное письмо, нахлобучил тяжёлый промасленный шлем и спустился вниз к ребятам.
— Эх, братцы, погодка-то прямо красота, — сказал, словно поняв настроение командира, заряжающий Владлен Егоров.
— Сплошная демобилизация боевого настроения, — заметил наводчик Трофимов. — Накинуть бы цивильный плащ и пойти с кем-нибудь искать подснежники. В лесу сейчас божья благодать. Птицы поют на любой вкус, я вам замечу.
— Земля распушилась, вот-вот сеять надобно, — шумно вздохнул механик Василий Фофанов.
Афанасьев промолчал, глянул на часы. Быстро прогрев моторы, танки выбирались на асфальт.
— Эх, война, проклятая война,
Сколько ты нам горя принесла, —
запел Трофимов, но голос его, простуженный и низкий, потонул в рокоте дизеля.
Алексей Николаевич достал из узенького карманчика на поясе ключ, открыл небольшой сейф — там лежало, завёрнутое в чистый клеёнчатый пакет, знамя бригады. Он вынул его, повертел в руках и снова спрятал на место.
