Тяжелораненых, среди которых находился Иван, надо было скорей отправить на Большую землю. Выбрали аэродром, шестую ночь жгли сигнальные огни, ожидая самолета, о котором заранее договаривались по радио. Что-то мешало самолету прилететь. На шестую ночь услышали шум мотора, да не с неба, а с земли. И не одного мотора. К аэродрому, куда подвезли раненых, прорывались вражеские броневики… Видно, фашистам по сигнальным кострам удалось засечь посадочную площадку и подготовить на нее нападение, от которого они ждали нешуточных результатов.
Больше всех встревожились раненые. Известно, партизан подвергался самым жестоким пыткам, попав к врагу, а они и так настрадались. Врачи уверяли их: не дадим фрицам! А в крайнем случае, вот у нас два револьвера, в каждом по семь пуль… Но до этого не дошло. Аэродромная охрана, погасив костры, сама отбила нападение, неожиданное, но не такое уж решительное. Броневики запутались в лесу без костров. Одну бронемашину, проникшую в лес глубже других, охрана сожгла, и у фашистов не хватило пороху продолжать ночной бой. А раненых уже увезли в лагерь.
Через два дня наконец сел самолет. Это было 29 апреля. И вот тут-то мы поняли, что такое песок. В самолет погрузили шестнадцать человек, он загудел, разбежался, но… оторваться от земли не мог. Все старания летчика ни к чему не привели. Колеса буксовали, залезая в песок все глубже.
До того как начался разбег, минут десять — пятнадцать назад, мы с Негреевым, придя проводить Ивана, радовались, что он улетит. Митрофан рассказывал, что Ивану хуже и хуже. А он молчит. И даже улыбается… Я это и сам видел. Теперь стало еще обидней и тревожней за него. И мысли не было, что самолет может застрять в песке, как в болоте.
— Что делать? — спросил Негреев у летчика.
— Не знаю… Не поднимусь с людьми. Да и без людей — еще вопрос!
Всех вынесли из самолета. Оставили по настоянию врачей и самих раненых одного Ивана, самого тяжелого. Самолет оттащили к тому краю площадки, откуда он только что неудачно пытался стартовать, и вот он снова покатился к лесу… Самолет гудел так, что казалось, вся Украина слышит. Уже конец площадки, сейчас крылатая машина наскочит на пни. Но раньше, чем это случилось, самолет поднялся в воздух и полетел над деревьями Злынковского леса. Наша сердечная тоска, можно даже сказать, сердечная паника оттого, что Иван и в этот раз не сможет улететь, оказались чересчур преувеличенными…
Однако почти все другие раненые остались в лесу. Надо было что-то придумать, а что?
