В некоторых случаях финикийцы могли и сами эксплуатировать рудники. Так было на Фасосе. Геродот (VI, 47), упоминая об этом, использует слово κτισαντες (причастие от глагола κτιζω), которое он всегда употребляет, говоря об основании города или о первом поселении на данной территории (например, I, 16; II, 99; IV, 144). Поэтому и в данном случае можно считать, что для Геродота финикийцы были основателями фасосских рудников.
Финикийцы основывали и простые опорные пункты для ведения торговли или обеспечения ее безопасности. Важную роль играли храмы, некоторые из которых, как например, храм на Фасосе, сами могли выступать как организаторы производства. Но в это время создавались и настоящие колонии с постоянным населением. Фукидид (VI, 2, 6), говоря о поселении финикийцев на Сицилии и окружающих островках, использует глагол οικεω (в виде имперфекта ωκουν), что свидетельствует о создании не временных портов торговли, а о колониях с постоянным населением. В еще большей степени эта связь видна в случае с Гадесом и Утикой. Последняя, как уже говорилось, была выведена ради уменьшения количества населения и высылки молодежи. Эта мера была бы бессмысленной, если бы речь шла о временной фактории, жители которой должны были вернуться на родину. Гадес в условиях враждебного окружения, о чем, как говорилось выше, свидетельствуют предыдущие неудачные попытки обосноваться на испанском берегу, мог существовать только как прочный пункт с постоянным населением.
Итак, выделяется четко обозначенный во времени и пространстве первый этап финикийской колонизации. Отсутствие в настоящее время археологических раскопок не может быть доказательством его несуществования. Во-первых, корпус археологических источников — «открытый», и вполне возможны новые находки. Еще сравнительно недавно начало финикийской колонизации в Испании относили к VI в. до н. э., а сейчас на основании именно археологических исследований можно с уверенностью говорить, по крайней мере, о VIII в. (Martin Ruis, 1995, 17–23) — Во-вторых, сам характер финикийского экспорта был в то время таков, что оставлял довольно мало археологических следов.
В XI в. до н. э. финикийская колонизация прекратилась. На Востоке произошли важные изменения. После Тиглат-Паласара I ассирийские цари уже не совершали походов за Евфрат, и Ассирия вскоре вновь вступила в полосу упадка. Должно было пройти несколько веков, прежде чем финикийцы снова ощутили ассирийскую угрозу. Произошли изменения и самих границ Финикии. Взаимоотношения ханаанеев и завоевывавших их евреев и арамеев стали более «цивилизованными», что, видимо, привело к прекращению эмиграции первых на финикийское побережье. Устанавливаются даже связи между финикийцами и евреями, обосновавшимися в северной части Палестины — в Галилее (Kochavi, 1985, 57–58; Mazar, 1985, 62–64). Более открытыми к контактам со своими семитскими соседями стали филистимляне, которые сами все более семитизировались, принимая западносемитскую культуру, включая религию и ономастику (Kempinski, 1987, 20–24). В их городах появляются явные следы мирного сосуществования между филистимлянами и финикийцами. Чекеры ослабли и не могли более угрожать финикийцам. Раскопки показали, что в их поселениях, в том числе в их столице Доре, выявляется ясный слой разрушения, а в более верхнем слое появляются уже финикийцы. Это свидетельствует о завоевании Дора финикийцами (Stern, 1990, 30–32). Так что демографическое напряжение само по себе резко уменьшилось, и финикийцы получили возможность «снимать» его остатки вблизи самой Финикии.
