– Я знаю одно недавно открывшееся заведение недалеко от западных ворот, – похвастался поэт. – Там не девушки, а благоухающие розы.
– Розы, говоришь? – недоверчиво прищурился Лу Синь. – У западных ворот? Не то ли заведение ты имеешь в виду, друг мой, коим владеет тётушка И Сунь?
– Да, – с некоторым удивлением согласился поэт. – Именно тётушка И им и владеет. А ты что, Лу Синь, уже там побывал? Да… и вот ещё что, я всё хотел спросить тебя: где ж твоя жена и дети? Что-то их сегодня и не видать, и не слыхать. Обычно, я заметил, бывает иначе.
– Они в гостях, – скромно заметил чиновник. – С оказией поехали в Кайфын, навестить родственников. О, моя жена из благородной семьи…
– Да мы знаем, знаем, Лу Синь, – рассмеялся один из братьев, тот, что походил на Генриха Наваррского. Рассмеялся и тут же подначил: – Что ж ты сам-то с ними не поехал?
– Шутишь! – притворно вздохнул чиновник. – Без меня весь город встанет! Кто будет следить за чистотой, поддерживать порядок в банях и гм-гм… известных домах? Да, наконец, следить за чисткой уборных? Я знаю, вы над этим смеётесь, а я так считаю: городские уборные – это, пожалуй, самое важное дело, ничуть не менее важное, чем состояние крепостных стен или колодцев. Чуть недосмотрел – и пожалуйста вам, болезни и мор. А кто за всё отвечает? Я, скромный шэньши Лу Синь. Попробуй тут уехать… Работаю, можно сказать, не покладая рук своих, без отдыха и даже почти без сна.
При этих словах Баурджин не выдержал и усмехнулся, представив себе франта Лу Синя в качестве орудующего лопатой золотаря. Экстравагантное было бы зрелище!
Чиновник тут же повернулся к нойону:
– Вы что-то хотели сказать, уважаемый Бао?
– Гм… Нет, не сказать – выпить.
– Ах, у вас тост?! Просим, просим…
– Ну… – Поднявшись на ноги, Баурджин произнёс классическую фразу: – Пью за ваше коммунальное хозяйство!
– За что, за что? – не понял Лу Синь.
– За всё то, уважаемый шэньши, что вы только что с таким знанием дела перечислили: за колодцы, за бани, за весёлые дома, за выгребные ямы, наконец! Чтоб их почаще чистили.
– Не «почаще», – наставительно заметил чиновник, – а в соответствии с установленным регламентом.
– Ах, ну да, ну да – в соответствии…
До девок так в этот вечер и не дошло – уж слишком много было выпито, да и гости все – окромя поэта – были людьми женатыми. Хотя, впрочем, как заметил Баурджин, сдерживало их вовсе не это, а некое эстетство. Не принято было в их кругу смешивать разные удовольствия – и вино, и дружескую беседу, и весёлых девок. С девками уж лучше по одному, чего их грести кучей? А потому, вместо охаживания непотребных девок, на прощанье, по традиции, читали друг другу стихи. На этот раз – Ду Фу. «Песнь о боевых колесницах» – именно с неё и начал тысячник Елюй Люге. Баурджин сию песню тоже знал – выучил когда-то, ещё стараниями не к ночи будь помянутой Мэй Цзы.
