— Поосторожней надо. За землю крепче держитесь…
В последних словах мичмана Семибратову послышалась усмешка. Он подозрительно посмотрел на него сбоку, но промолчал. Говорить было, собственно, нечего. Сазонов прав. Лазить по таким кручам на ночь глядя да еще без страховки было, оказывается, опасно.
А что изменилось бы, поставь они флаг завтра, даже послезавтра? Ровным счетом — ничего! Торопиться им действительно некуда. Так зачем же?.. Выходит, он зря рисковал людьми?
Придя к такому неожиданному выводу, Семибратов растерялся. Что же тогда получается?.. Он всегда считал, что поступает по совести, разумно, сообразуясь с обстановкой и интересами дела.
Было уже совсем темно, когда они спустились с вулкана. У казармы горел костер. Семибратов вдруг почувствовал себя дома. Кругом привычная, знакомая обстановка. Вкусный запах еды. Дымящие цигарки. Солдатский смех. И даже этот, казалось бы, обычный и в то же время такой приятный вопрос Мантусова:
— Будем снимать пробу, командир?
Семибратов улыбнулся.
— Давайте, — как можно строже сказал он. — Что там? Рисовая каша?
Пока он не съел несколько ложек, Мантусов молча стоял рядом. Потом осторожно спросил:
— Ну и как? — Услышав одобрение, обрадовался: — А я, честно говоря, побаивался. Все-таки из трофейных запасов ужин-то готовили. Разрешите производить раздачу?
Дружно застучали ложки.
— А мы бачили, як вы флажок втыкали, — выскребая котелок, сказал Семенычев. — На самом горище.
— Не флажок, а государственный стяг, — покровительственно поправил Комков. — Понимать надо, темнота.
Его слова почему-то задели Касумова.
— Зачем так говоришь? Зачем старый человек обижаешь? Нельзя обижать! За такой плохой слово у нас в Фергана салям-алейкум не будут говорить. — Голос Касумова звучал гневно, в темных сердитых глазах плескались отблески костра. — Знамя командир ставил. Знамя! Понимать надо!
— Правильно, Рахим, — поддержал его Галута.
— Что вы на меня набросились? — засмеялся Комков. — Будто я несознательный.
— Во-во, он самый и есть, — подхватил Галута, — раз таких простых вещей не понимаешь. — И, помолчав, добавил назидательно: — Знамя — это ж святыня! А ты хиханьки да хаханьки развел.
Слушая бойцов, Семибратов неожиданно вновь вернулся к своим мыслям. А может, он все-таки прав, что сегодня поставил флаг? Вон и бойцы говорят. Они понимают, чувствуют…
Раздумья его прервал Сашок.
— А меня тут, товарищ младший лейтенант, поваром назначили, — жалобным тоном сказал он.
