Прочие же в делегации зашушукались, запереглядывались, осторожно толкая друг дружку локтями. Нет, понятно, что связь имеется, один рисунок на бортах чего стоит. Но надежда умирает последней — вдруг да маоисты какие, конкуренты здешним краснопузым? Вьетнам коммунистический, Китай тоже — а воевали между собой вполне по имперско-буржуйски, не на жизнь, а на прибыль.
Журналистка поежилась от прохладного морского ветра, и кто-то из мужчин молча накинул ей на плечи пиджак.
Тут Горшков изящно закруглил речь тоже длинным, витиеватым пассажем, как счастлив он, военный моряк, приветствовать в лице экипажа Алого Линкора поборников мира и разоружения, за что последовательно и неуклонно во всех своих действиях и намерениях выступает Советский Союз, и как рад он, Горшков, мирному урегулированию Фолклендского конфликта, который в противном случае мог бы бесмысленно унести жизни сотен и даже тысяч военных моряков.
После Горшкова поднялся важный джентльмен в превосходно сидящем синем костюме из наилучшей шерсти, идеально подходящем для ветренного дня.
— Как доктор философии и права, я хотел бы кое-что добавить… Э-э?
Перед говорящим прямо на скатерти проявились всем знакомые черно-белые клетки, а моряк Алого Линкора спросил с вежливой полуулыбкой:
— Бжезинский, Збигнев, “Великая шахматная доска”?
— Да, но откуда… Я только начал обдумывать эту книгу!
— Наслышан, — ответил моряк все с той же полуулыбкой. И тот сенатор, что в молодости летал с авианосцев и даже чуть было не сжег один из них, судорожно бросил руку на пояс, где обычно висел табельный пистолет; и покрылся холодным потом, ничего на поясе не обнаружив.
Доктор философии и права не мог отвести взгляда от глубоко-синих глаз моряка. Спустя долгие двадцать вдохов наваждение рассеялось, и Бжезинский опустился на место, и тоже полез рукой в карман, откуда извлек обычный белый платочек, промокнул испарину.
— Вы привыкли к определенному виду шахмат, — сказал моряк почти сочувственно. — А случиться может, например, такое.
Картинка на скатерти засветилась, привлекая внимание. Все собравшиеся увидели на шахматной доске, вместо привычного комплекта фигур, по два ряда коней с каждой стороны. Лишь черный и белый короли оставались на положенных местах.
— Вот, — моряк Алого Линкора опять улыбнулся, — монгольские шахматы.
Сенатор, что в молодости летал с авианосцев, заставил себя поднять руку от пояса, взять серебряный стакан великолепной чеканки и выпить легендарную минеральную воду не чувствуя ни вкуса, ни пузырьков. Затем он машинально протянул стакан роботу и приказал в четверть голоса, совершенно как живому официанту:
