По окончании его официальных заседаний, после того, как, по словам хрониста, "все присутствующие, как клир, так и миряне… обещали верно соблюдать постановления собора", 26 ноября 1095 г. Урбан II выступил с торжественной речью прямо под открытым небом перед скопищем людей, собравшихся на равнине близ города. Речь эта была хорошо продумана — она отнюдь не представляла собой "боговдохновенного" экспромта. Папа призвал католиков взяться за оружие для войны против "персидского племени турок… которые добрались до Средиземного моря… поубивали и позабирали в полон многих христиан, разрушили церкви, опустошили царство Богово [Имелась в виду Византийская империя. — М. З.]". Иначе говоря, в Клермоне был брошен клич, призвавший Запад к Крестовому походу на Восток.
Урбан II постарался представить войну, к которой он побуждал "верных", предприятием, осуществляемым ради освобождения Гроба Господня в Иерусалиме и во спасение "братьев, проживающих на Востоке", т. е. восточных христиан. Папа взывал к слушателям именем всевышнего: "Я говорю это присутствующим, поручаю сообщить отсутствующим, — так повелевает Христос".
В условиях, когда религия владела умами и душами, когда рыцари денно и нощно только и думали о том, где бы найти применение своей воинственности, благочестивый призыв Урбана II не мог не встретить и на самом деле встретил сочувственный отклик в обширной аудитории, внимавшей ему. К тому же Урбан II, опять-таки именем господа, обещал участникам Крестового похода, "борцам за веру", отпущение грехов, а воинам, которые падут в боях с "неверными", — вечную награду на небесах. Это обещание придавало словам папы особый вес в глазах той бесчисленной массы сеньоров и их оруженосцев, что, по словам бретонского хрониста, очевидца клермонского сборища, Бодри Дольского, сошлась со всех концов страны на овернской равнине. Многие из них уже предпринимали паломничества во искупление грехов и бились в священных войнах с сарацинами. Освобождение Гроба Господня, выдвинутое папой в качестве цели войны, обеспечивало наверняка прощение всех ранее совершенных ими преступлений: это само по себе было слишком заманчиво, чтобы оставить рыцарей равнодушными к благочестивой фразеологии Урбана II. Не могли не подействовать на них и укоры папы, воззвавшего к их религиозным чувствам и к их воинской доблести. Монах Роберт из Реймса, участвовавший в Клермонском соборе, вложил в уста Урбана II еще и лесть по отношению к рыцарству.
