Десять лет спустя | страница 17



— Про рабочее движение следует писать теоретические работы, а для привлечения внимания читателей к этим работам, мы должны печатать в нашей газете роман про индейцев… Ты только, Леша, не расстраивайся, — Ульянов дружески похлопал Горького по плечу. — Я, конечно, дам твоему роману хороший отзыв, напишу, что это очень нужная своевременная книга… Ну, а что Федор поделывает?

— Поет, — ответил Леха.

— Гм, поет! — усмехнулся Ульянов. — Кстати, Пятница, баранина скоро будет готова?

— Минут через пятнадцать.

— Я тогда, пожалуй, пойду посру, — сообщил Ульянов.

— А, заодно, ознакомлюсь с твоим, Леха, романом. Разумеется, если ты не возражаешь.

— Ну, что ты, Вовик! — засуетился Леха. — Я мигом!

Он куда-то убежал и вскоре вернулся с пачкой отпечатанных листков. Ульянов деловито просмотрел рукопись и отправился с ней в уборную.

Отсутствовал он довольно долго. Пятницкий тем временем заправил баранину чесноком, выложил в миску соленые огурцы и сообщил, что все готово, и пора перебираться в гостиную.

Леха внезапно вспомнил, что он забыл повесить туалетную бумагу в уборной. Схватив рулон, он выскочил в коридор, но там сразу натолкнулся на удовлетворенного Ульянова.

— С облегчением, Вовочка! — поздравил Леха товарища.

— Только там, кажется, не было туалетной бумаги.

— Не беда! — ответил Ульянов. — Я воспользовался твоим романом. Надеюсь, у тебя есть другая копия.

— Да-да, — упавшим голосом ответил Горький.

— Не сердись, дружище, — сказал Ульянов. — Своими действиями я только лишний раз подтвердил тезис об исключительной своевременности твоего романа!

— Тебе не понравился мой роман?

— Роман твой, Леха, — полное говно! — с большевистской прямотой и откровенностью сказал Ульянов. — Чтобы хорошо писать, нужно много работать, а ты слишком много бухаешь!

— Но ведь Достоевский…

— Но ты же не Достоевский!

Горький потупился, но не обиделся. Он, вообще, никогда не обижался на Ульянова. Ни один серьезный и требовательный к себе писатель не мог обижаться на ульяновскую критику, какой бы беспощадной она не была. Объяснялось это очень просто: Ульянов блестяще разбирался в литературе, а любой подлинный писатель всегда чувствует и ценит настоящего читателя.

Вскоре четверо друзей уже сидели за столом в гостиной и завтракали.

Первым делом, конечно, врезали по стакану самогона «за знакомство». Закусывали весьма бодро. Ульянов положил себе на тарелку солидную порцию бараньей грудинки и расправлялся с ней с завидной энергией. В конце он с аппетитом высосал мозги из трубчатых костей, принял стакан самогона, налил себе пива и с наслаждением закурил папиросу.