Доктор, который научился лечить все. Беседы о сверхновой медицине | страница 43



— И как же запустить регенерацию?

— А вот здесь вы должны перераспределить кровоток, чтобы туда, куда надо, он пошёл в первую очередь.

— И как же это сделать?

— Для этого у меня есть парк оборудования. И я это делаю.

Перед моими глазами встал блюмов парк оборудования — десятки железных рам, рычагов, площадок, валов и валиков. Я покачал головой:

— Парк оборудования — это огромные, грубые, здоровенные железки. А мы сейчас говорим о тонкой оболочке нервной ткани.

Блюм даже не улыбнулся:

— А вы бы хотели туда тонкий нейростимулятор какой-нибудь вставить и им орудовать?.. Нет. Нерв не живет изолированно. Он же встроен куда-то, он окружен тканями. И чтобы до него добраться и на него воздействовать, вы должны работать с насосами, вы должны работать с другими тканями. Нерв — это информационно-интегративная система. Если вы условия создадите, он будет прорастать сквозь ткани.

Я кивнул: тут мы выруливали из тёмного леса на уже знакомые тропки.

— А условия создать — это начать качать человека внешним приводом?

— Только качать. Только внешним. Вам придётся это делать, иначе никак!.. Я бы и Шумахера завёл, но мне его не дали, дураки…

Глава 5. Пророк в своем отечестве

То, что сотворил Блюм, трудно описать словами. Глыба сия огромна и трудно осознаваема. От неё откусывают кусочками, обгладывая, словно рыбки гуппи, то, что можно откусить и переварить — те, кто рядом.

А кто рядом, если не берёт Блюм никаких учеников? Дети. То первое старшее поколение, которое уже успело стать взрослым и выучиться на врачей. Я и с ним пообщался, чтобы поиметь круговой обзор той скалы, которая возвышается на равнине медицины. Чужими, так сказать, глазами. Но при этом глазами профессионалов.

С Юлей я встретился в холодной мрачной Москве, радующей жителей огнями и не радующей выхлопным своим воздухом, медленно подтравливающим столичных обитателей. Огромный город навис над маленькими нами, и мы, спрятавшись под бетонной кровлей от его сырой стылости, разговаривали о лете, о Блюме, о детстве.

Начала дочь Блюма с признаний, о коих я не могу не упомянуть, ибо тщеславен, бесстыден и нагл:

— У папы в доме не было и нет художественных книг. А из немедицинских — только ваши. А поскольку для меня папа всегда был авторитетом, я старалась прочесть всё, что читал он. Так и попала на ваши книги. Было мне тогда, наверное, лет двадцать, и именно ваши книги во многом сформировали моё мировоззрение, мироощущение, отношение ко многим вещам. Они попали в такой возраст, правильный, и заложили те кирпичики, которые потом…