— Ухаживаешь? — Она хрустко распечатала коробку.
— Я за всеми женщинами ухаживаю…
— И водишь их показывать жене Рябинина.
— Вожу. Вот скоро поведу девушку, которая мне представилась как Джаконя.
— Раньше были Джоконды, — вздохнула Кашина, наслаждаясь мармеладом.
— Вилена, а тебе я разве не делал предложения?
— Три раза.
— Ну?!
— Один раз на месте происшествия, когда мы с тобой нашли отпечаток ладони в маргарине. Второй раз в следственном изоляторе, в камере. А третье предложение ты передал через Леденцова.
— Может, все-таки пойдешь? — сделал он четвертое. — Будешь мне по утрам пеньюар подавать.
— Пеньюар — это прозрачный халатик, который женщина надевает на нижнюю рубашку, выходя пить кофе.
— А я кофе пью в кителе, — невесело улыбнулся Петельников.
— Ой, съела всю коробку, — ужаснулась Кашина. — Фигуру испорчу…
— У меня дома так хорошо и тихо, что идти туда не хочется, — сказал вдруг Петельников как-то не по-своему: без силы, без голоса и без юмора.
Она, собравшись было уходить, тревожно осела на мягкий поролон кресла. Петельников смотрел в окно, на озелененный двор милиции, откуда опять натек березовый дух, все-таки победивший запах южной розы. Они молчали, два инспектора уголовного розыска, которые привыкли помогать, выручать и подменять друг друга на дежурстве; привыкли не замечать друг у друга настроений, ошибок и неудач; привыкли друг над другом подтрунивать, пошучивать и не говорить всуе громких слов.
И вот теперь они сидели и молчали, словно июньский березовый запах запечатал им рты…
В дверь постучали не постучали, а вроде бы сначала терли кулаком по дереву, а потом все-таки стукнули. Две старушки — те, хозяйки котика Василия Васильевича, — входили в кабинет какой-то вереницей.
— Я потом зайду, — Кашина будто не из кресла встала, а оно, старое и глубокое, выпустило ее из своей середины, как вылущило.
— Бабуси, хотите поблагодарить? — спросил инспектор, который успел побывать у Рябининых и отнести кота этим старушкам.
— Нет, милый, не хотим, — ответила худенькая и села в кресло, как провалилась в яму.
— Милиция, а допускает, — туманно поддержала ее вторая, та самая, которой он тогда мысленно надевал чепчик.
Видимо, разговор предстоял длинный и нудный, а он сидел как на иголках, ожидая звонка от Рябинина. Зря не купил вторую коробку мармелада, которая сейчас бы помогла.
— Что-то я вас, гражданки, не понимаю…
— Котик не наш, — почти злорадно выговорила худая, как он вспомнил, Мария.
