— И кто же его застрелил?
— Милиционер.
— Убежал, поди?
— Да, убежал… То есть он вернулся, но милиционер получил приказ застрелить его, где бы ни встретил, потому что он был опасен для людей. А Уганда побродил часа два по лесу и сам вернулся в клетку, но как раз в это время появился милиционер и застрелил его, как было приказано… Лев был старый, мы давали ему только рубленое мясо… И почти слепой… А милиционеру приказали застрелить его где попало, ведь в лесу гуляет много народу и начальство в машинах, но застрелил он его уже в клетке. Я прошу вас не стрелять, иначе я его не выпущу.
— Но ведь патроны-то холостые.
— Холостые?
— Да, холостые, без пуль, только для того, чтобы вспугнуть птицу и заставить ее взлететь как раз в тот момент, когда нам нужно. Понимаешь?
— Да, дяденька. Но, пожалуйста, без патронов, даже без холостых. Ведь и холостой может попасть. Нельзя ли как-нибудь по-другому?
— Нельзя, патроны безопасны, производят только шум. А это все равно что ничего, сам увидишь.
— Правда?
— Раз говорю…
— Ладно, но зачем у того человека ружье? На что оно ему?
— Охраняет. На всякий случай.
— На какой случай?
— Так ведь кто знает? Птица эта опасная, ты сам говорил. Тут у нас известные актеры. Никто не захочет играть без охраны. Но ты не беспокойся, он выстрелит только в крайнем случае. Даю тебе слово.
— Хорошо, дяденька.
— Так ты понял? Как только услышишь выстрел, отпускай. И смотри не попади в кадр, иначе все испортишь.
Кондор послушно проковылял за Филиппом до Сфинкса. Там мальчик остановился и погладил его по крыльям, сказав несколько успокоительных слов.
Огромная птица на макушке чудовищного бога казалась снизу символом безжалостной смерти. Вокруг тянулись ущелья, по которым змеились белые туманы, небо закрылось свинцовыми тучами, налетевший откуда-то резкий ветер свистел в глазницах слепого Сфинкса.
— Эй, мальчуган, спускайся оттуда, а то солнце вот-вот спрячется, — донесся до Филиппа усиленный мегафоном голос режиссера.
Филипп оставил кондора в одиночестве. Распростертые крылья птицы почти накрывали каменную голову Сфинкса. Рукой, в которой Филипп держал конец веревки, он ощущал каждое движение кондора. Птица вцепилась крючковатым клювом в нитки на лапах и тянула изо всех сил, стараясь разорвать их.
Спустившись вниз, Филипп услышал металлический голос режиссера.
— Готово! Начали, — скомандовал тот, как в атаку. — Мотор!
И в тот же момент выстрел распорол небо, и испуганное, сухое и резкое, как пощечина эхо запрыгало с горы на гору.
