Вслед за Нетя к кассе подошел Икэ Леве, фигурировавший в списке кассира под номером третьим. Ему было не меньше сорока пяти лет, но выглядел этот ловкий, здоровенный мужчина молодцом хоть куда. Он посасывал короткий, толстый мундштук из дерева, с обгоревшими и потрескавшимися краями. Видно было, что он курил самокрутки. Мундштук, должно быть, не мешал ему не переставая мурлыкать себе под нос какую-то песню без начала и конца, по всем признакам печальную олтянскую дойну, которая у него, бог знает почему, звучала весело.
Кассир величал его не Леве, а иногда Ловац (с ударением на «о»), иногда же, переделывая его фамилию на олтянский лад, Ловете (с ударением на первом «е»).
В отличие от Нетя, Икэ Леве отнесся к Кирикэ по-дружески тепло и проявил полную готовность говорить с ним, как с равным, о чем угодно; смущенный и настороженный Кирикэ не знал, что и отвечать, о чем спрашивать: растерявшись, он бормотал что-то невпопад, как беспомощный школьник, и, когда увидел, что Икэ уходит, облегченно вздохнул. Он узнал час, когда должна была выезжать «бригада Дрона», место сбора и приблизительный маршрут: сначала два часа на поезде, потом семнадцать километров на телеге, потом опять несколько станций поездом до небольшого полустанка, а там пешком «два шага»… Своего нового знакомого Кирикэ, разумеется, сразу же раскусил: такой легкомысленный тип никак не мог служить примером нигде и ни для кого; он был просто «временным попутчиком», по ошибке попавшим в новую торговлю, подозрительным типом, перевоспитанием которого Кирикэ решил заняться самым серьезным и беспощадным образом в течение всей своей двухнедельной практики.
Через несколько минут после ухода Леве у окошечка кассы появился и Василе Дрон, начальник бригады, еще совсем молодой (ему, вероятно, не было и тридцати лет), статный, широкоплечий. Дрон разговаривал с кассиром тоном, не терпящим возражений, и вообще держался именно так, как сам Кирикэ решил обращаться в будущем со всеми кассирами, которые «еще не покончили с жульничеством».
Когда кассир сделал попытку объяснить Дрону, кто такой Кирикэ, тот перебил его.
— Знаю! — заявил он, пряча деньги в клеенчатый бумажник, на котором виднелись очертания Дома Скынтеи, и, посмеиваясь над собственной шуткой, объяснил кассиру: — Этот паренек из Бухареста. Мы с ним в бригаде только двое из центра… — и повторил, делая ударение на последнем слове: — двое из центра… — Предоставив кассиру рыться в бумагах, он подошел к Кирикэ и, не подав ему руки, решительно заявил: — Если ты поедешь с нами, то не лезь куда не следует. Занимайся своим делом. Смотри у меня, если увижу, что ты суешь нос не в свое дело, держись: со мной шутки плохи, разом приведу в боевую готовность!.. Делай только то, что прикажу. Все! А не прикажу, сиди себе и не болтайся зря под ногами… а то… Ну, ладно, еще поговорим… — пообещал Дрон и, запахнув пальто, торопливо ушел.
