Во-первых, судя по отметкам, полученным на экзаменах, он мог бы свободно поступить как в гимназию, так и в училище для металлургов, и уж тем более в училище для кожевников. Но, к сожалению, секретарь гимназии, — у которого, как выразился директор, «наверное, мозги набекрень или, быть может, он попросту отъявленный мошенник», — так вот этот секретарь, просматривая документы Кирикэ, прочитал в графе «Занятия отца» вместо «фрезор» «фризер»[3]. Таким образом, ошибочно приняв Кирикэ за сына парикмахера, который, как это ни странно, работал на заводе «Гривица», его отнесли к категории детей «служащих», и на обложке его личного дела появилась огромная красная тревожная буква «С», указывающая на его «социальное происхождение».
Так что, продолжал директор, трудно обвинять начальство гимназии в том, что при одинаковых оценках, будь они даже наивысшие, полученных на экзаменах сыном рабочего и сыном служащего, оно предпочло первого. Та же история случилась и в училище для металлургов и т. д….
— Понимаешь?
Стан Кирикэ все понимал. Он искоса поглядывал на огромную красную букву «С», пока на глазах у него не выступили слезы. Пропал, значит, этот учебный год!.. Потом, обстоятельно поразмыслив о мастерских «Гривица», где он мечтал работать еще ребенком, он вызывающе пожал плечами. «Я покажу вам, кто я такой, и без вашего училища… этих училищ, где одни только отъявленные шавки, черт побери!»
Во-вторых, продолжал директор, в коммерческих училищах имеются места для сыновей рабочих… И он торжественно произнес целую речь по этому поводу, речь, начавшуюся, правда, к досаде Кирикэ, повторением укоризненных слов секретарши: «все бегут от трудностей», но закончившуюся так, что Стану Кирикэ вдруг стало ясно как божий день, что он, несмотря на свои тринадцать лет, все же Сын Рабочего Класса (теперь вам понятно значение больших букв), и это высокое звание, наделявшее его высокой властью, обязывает его вступить в ряды торговых работников! И принести с собой нечто такое, что «без сомнения», «наверняка» и «само собой разумеется» было у него «в крови» с самого дня его рождения, а именно, «организаторский дух рабочего класса, честность, дисциплину и пролетарскую мораль вообще…»
Никогда Кирикэ не представлял, что кто-нибудь может произнести такую пламенную речь в его присутствии, для него, и только для него! Эта покоряющая речь постепенно все больше захватывала его: он уже видел себя в роли испытанного, всемогущего Сына Рабочего Класса, проникающего на благо человечества и рабочего класса в область торговли, словно во враждебные джунгли, насквозь прогнившие, кишащие «гидрами», которые трепещут от страха, едва заслышат его шаги… Об этих «гидрах» — дельцах, ворах, взяточниках, жуликах, спекулянтах — Кирикэ слышал и раньше. Отец, встречаясь с приятелями, всякий раз произносил эти слова и страшно при этом ругался. Но только сейчас, здесь, слушая директора, Кирикэ понял, что «истребление этих гидр», «само собой разумеется», является задачей Сына Рабочего Класса. То есть, выражаясь точнее, его задачей! А для этого надо было поступить в училище.
