Миновала одна весна, миновала другая, и быть может, прошло бы еще много лет, прежде чем я вздумал бы вновь навестить родное село. Так бы я и не поехал туда, если бы не получил к осени письмо от сестры, которая жаловалась, что у нее какие-то неприятности и она просит меня приехать помочь ей с ними разделаться. Я уже давно не получал от нее писем, и сразу же выехал.
Лесистые горы, встающие по обе стороны реки, походили на широко раскинутые руки. Где-то в их объятиях лежит и мое родное село Бриха. Но оно было еще далеко, а пока я не мог насмотреться на плантации риса, разведенные за последнее время на берегу реки. Рыжеватые рисовые поля сверкали в лучах осеннего солнца и придавали новый облик этому краю, покрытому в прошлом бесчисленными болотами и топями, заросшими осокой, тростником и камышом и изрытыми норами кротов. Трудолюбие нового человека преобразило этот запущенный, печальный край.
«Только несчастная пойма Вырнава, наверно, совсем пришла в упадок», — подумал я, и мое хорошее настроение на миг омрачилось, словно облачко набежало на полуденное солнце.
В селе я узнал кучу новостей. Вместо тоза теперь там организовано коллективное сельское хозяйство, а Влад и Кырцэ попали в тюрьму.
— А что поделывает Илисие Многоземельный? — поинтересовался я, с досадой вспомнив о непонятой мною притче о бузиновом самопале.
— Тоже в тюрьме отдыхает, — ответила сестра, и довольная улыбка осветила, словно луч солнца, ее загорелое лицо. — Вот так-то получается: не навещаешь нас — и не знаешь, что в селе происходит.
А случилось вот что. Илисие Многоземельный так прекрасно вел дела, что крестьяне решили созвать общее собрание и совсем распустить тоз. Другого выхода не было. Бедняки, те, что без тягла и с малыми наделами земли (не больше гектара), а такими бедняками в тозе хоть пруд пруди, были до крайности недовольны. На их долю выпадали самые бедные участки для посева кукурузы. Но их это не так тревожило, потому что делили они ту кукурузу, скажем, по справедливости. Злились они главным образом из-за тыквы и фасоли, которые каждый получал с засеянной им земли. А лучшие земли тоза всегда первыми засевали богатеи, те, у которых тягло и инвентарь, и снимали они там пропасть тыквы для свиней и фасоли для дома и на продажу.
Богатеи сперва вспахивали свои земли, а потом уж, конечно за плату, вспахивали и наделы безлошадных бедняков. Напрасно говорили бедняки, что лучше бы использовать в Брихе тракторы МТС, что в Бутане в четырех километрах от нашего села. Председатель Илисие Многоземельный отвечал на это, что тракторы, мол, землю портят, а пахать можно только с помощью плуга и лошади, осторожно, под присмотром умелого пахаря. Если же кто-нибудь говорил по-иному, да еще и упрямился, председатель быстро затыкал ему рот:
