На Крыльях Надежды: Ранняя проза | страница 28
Федор: – Он не сошел ли там с ума?
В.В.П.: – То ритуальная чума!
Федор: – Все ритуалы перепутал, как будто бес его попутал?
В.В.П.: – Давно уж их попутал бес, исчез для них весь мир чудес, и даже глупый ритуал сегодня весь он переврал!
Федор: – Не будет коль у них овец, то жлобству вмиг придет конец?
В.В.П.: – С себя пусть шерстку постригут и злато сбросят, может, тут.
Федор: – Тельцу они все послужили, попировали и пожили – а чем платить придется им?
В.В.П.: – Мы это в тайне сохраним!
Федор: – Ну, хорошо, а что теперь? Пойдем к политику мы в дверь?
В.В.П.: – Мой друг, зачем в нее ходить – овес чтоб жрать, да водку пить?
Федор: – Овес и водка? Вот так дело! Братва вся на диету села?
В.В.П.: – Давно, мой друг, давно уже! Они и яйца Фаберже отдали гражданам уж в руки, скрипя зубами: «Ешьте, суки!»
Федор: – Вот ведь – и правда! Сие чудеса!
В.В.П.: – Здравствуй, политик! Отведай овса!
Федор: – Сточили зубки то свои, боясь увидеть миг зари? Иль озаренье снизошло, своих делищ познали зло?
В.В.П.: – Они увидели Ивана, когда пикировал он рьяно! Да и к тому же в своих снах могилки видели и прах. Им показали, что их ждет, теперь то знают наперед.
Федор: – Скупой тот рыцарь побелел, раздал все злато, в лужу сел?
В.В.П.: – Примерно так, примерно так… Политик наш ведь впрямь чудак. Уйдет со сцены скоро он – пора на сон, на вечный сон.
Федор: – А коль раздаст свое все злато?
В.В.П.: – Душа дарить должна быть рада! А он к себе все в нору греб и заработал только гроб.
Федор: – Подарит, может, что-то где-то… Дарить – хорошая примета!
В.В.П.: – Примета всяка хороша, коли чиста твоя душа.
Федор: – Овес не будем с ними есть – невелика та, право, честь. Давайте глянем под конец на медицинский мы венец! Тела спасали лишь они – что стало с ними в наши дни?
В.В.П.: – Иван, кажите нам сюжет, небесный вы апологет!
Камера вновь меняет ракурс, отворачиваясь от беснующегося священника, вопящего «Лети, лети отседова, нечистый!», вылетает в раскрытые храмовые врата и устремляется к небесам. Некоторое время зритель может наблюдать сменяющие друг друга далеко внизу пейзажи, начиная от лесных массивов и заканчивая бесконечными, казалось бы, дорогами, уводящими неведомо куда и, главное, неведомо зачем, а затем начинается традиционное резкое пикирование, а перед зрителями раскрывается картина загородной свалки. Огромной, знаете ли, свалки – можно даже сказать, картина всеобщего свалища. Отчетливо видно, как к свалке выстроилась целая колонна машин, соревнующихся друг с другом в праве опорожниться как можно быстрее. При «облегчении» очередного мусоровоза становится отчетливо видно, как из его кузова выкатываются и сваливаются в итак уже изрядно большие кучи какие-то таблетки всех форм и расцветок, какие-то пакетики с порошками, какие-то, наконец, баночки и колбочки с всевозможными микстурами и настоечками. Все это лекарственное барахло дружно стекает вниз с вершины кучи, на которую происходит выгрузка, звеня и как будто цокая невидимыми копытцами. Картину довершают шествующие тут и там пешком огненосцы с факелами, которые настойчиво и методично стараются отправить все это выгруженное барахло на съедение огню.