Между «сделай, пожалуйста» и «не делай, пожалуйста» лежит трещина, огромная как пропасть в горах. Если вас просил о чем-то начальник, а вы не успели, если вы требуете, чтобы дети убрали в комнате, а они и в ус не дуют, если велели мужу купить по дороге хлеб и молоко, а он забыл зайти в магазин – это простительное и типичное несделание. Но если вы особо подчеркиваете: не трогай, не мешай, не говори, не выдавай никому мою тайну, а человек трогает, мешает, говорит, выдает, то это – предательство.
Рассказав Вале о ночной поездке с Игорем, Анна Аркадьевна смущенно предупредила подругу:
– Я тебе выдала свой маленький, смешной, пустяшный девичий секретик. Помнишь, как мы, девчонками, зарывали секретики? У нас с Игорем ничего не было, быть не могло. И в то же время было. Искра пробежала – фу, как трафаретно и пошло. Но что-то бегало от меня к нему, от него ко мне. Иногда я фантазирую. Вдруг бы мы, поддавшись чувству, сошлись? Но зачем мне нужен водитель автобуса? И зачем ему нужна жена, у которой тараканов в голове больше, чем волос на черепе? А он, скажем, какой-то гений-кулибин и собирает велосипеды на реактивном ходу, и я им страшно горжусь? Или мы создали школу, поселок в тайге, я детей наукам обучаю, а Игорь трудовому мастерству? Бред, но такой приятный и милый. Наверное, мне дорого воспоминание об Игоре, потому что вспоминать-то и нечего. Я когда-то, лет в шесть, мечтала о кукле. Ее продавали в нашем универмаге. На ценнике было написано: «Настя. 7 руб. 28 коп.». Папа обещал купить с зарплаты, в счет дня рождения. Он получил деньги, мы пришли в магазин, а Насти не было, продали. Я ревела два дня. Папа не выдержал и купил дорогущую, помнишь, были такие, немецкие, до онемения прекрасные куклы? Но это была не Настя! Если бы мне, до того, как я зациклилась на Насте, представили выбор: златокудрое немецкое чудо или Настя с жидким одуванчиком химически-желтых волос – я бы, конечно, выбрала заграничный вариант. Получив вариант без ожидания, без нетерпения, без мечты, я не очень радовалась, а Настя так и осталась в моей душе какой-то звездочкой – не достигнутым счастьем. Папа предложил назвать куклу на германский манер – Гретхен. Девчонки завидовали, что у меня есть Гретхен.
С интересом выслушав Анну Аркадьевну, Валя заметила:
– Это напоминает синдром Наташи Ростовой. Долгая разлука влюбленных – очень серьезное испытание. Болконский преступно бросил невесту, не на войну же отправился, а на воды в Италию. Наташа очень любила Болконского. Но еще больше ей хотелось просто любить. Здесь и сейчас. Поэтому Курагин совратил ее легко, играючи.
