В тот день, когда они познакомились, Чердынцев снова пришел, уже поздно вечером. В машине он привез крыло, сверкавшее точно таким же кофейным лаком. И Борис удивился тому, как художник быстро достал это крыло, да еще так точно подобрал цвет.
Работали они в гараже, вернее работал Чердынцев, а Борис только смотрел. Он попробовал было взяться за крыло, но художник его отстранил:
— Нет, знаете ли, не люблю помощников. Привык все делать сам, еще с детства. Да и профессия у меня тоже индивидуальная. Терпеть не могу, если кто-нибудь из-за моего плеча смотрит, что я рисую.
Чердынцев, как заправский слесарь, поплевывал на руки, сопел, прилаживая крыло. Кончик языка у него быстро передвигался, смачивая сухие губы. Борис подумал: «Он помогает себе языком, наверное» — и рассмеялся. Чердынцев зло повернул голову:
— Чему смеетесь? Что взрослый человек на вас трудится, да? Зря, скажу я…
Борис оборвал смех. И все-таки ему было весело. Он уже представлял себе, как будет выглядеть машина после этого скорого и, безусловно, умелого ремонта.
Как он рассчитывал, так и случилось. Хотя вызов в автоинспекцию напугал было его, но зато потом, когда все сошло гладко, Борис совершенно успокоился. И когда в тот же день после разговора в ГАИ к нему домой снова пришел Чердынцев, Борис обрадовался ему. Посмеиваясь, он передал своему случайному другу разговор с Фроловым. Чердынцев тоже улыбнулся, правда не очень охотно.
— Обошел, значит, вокруг? А не придрался?
— Нет, что вы! Машинка ведь как стеклышко.
— А ничего такого не заметили — может, посмотрел на то место, где была вмятина, приглядывался?
— Да нет же! Так просто все и обошлось. Конечно, вызвали не зря, но к чему можно придраться? Все чисто, не подкопаешься.
Чердынцев задумался, стряхивая пепел. Борис вдруг догадался, что товарищ, наверное…
— Так сколько я вам должен?
Чердынцев все еще молчал. Борис поморщился: «прикидывает, сколько содрать». Но он решил согласиться на любую сумму — в конце концов ему сохранена если не жизнь, то свобода. Однако Чердынцев неожиданно спросил о другом:
— Уходя из института, вы вешаете в проходной номерок?
— Да, а что? — не понял Борис.
— Вот вам ваш номер. — Художник подал Похвисневу алюминиевый кружок.
Борис удивленно уставился на Чердынцева: это был его номер — тридцать шестой.
— Почему у вас мой номерок? Ведь я его повесил.
Тогда Чердынцев заговорил тихо и размеренно:
— Совершенно верно… Теперь слушайте. Я беру с вас плату: ведь каждый труд должен вознаграждаться. Денег, как я уже говорил, мне не нужно. Ясно? Вы сделаете для меня то, о чем я вас попрошу. Вот смотрите. Завтра… или нет — послезавтра вы, уходя из института, повесите на доску два номерка — этот и тот, что висит там сейчас. Затем вы вернетесь обратно. Предлог меня не интересует, придумайте сами. Вот еще вам два ключа: от кабинета, где стоит сейф с расчетами, и от самого сейфа.
