— Ее зовут Ребекка, — сказала она.
Мандрейк посмотрел на маленькую копошащуюся самочку, взглянул на Сару и вновь перевел взгляд на дочь. Он, убивший столько кротов, был когда-то таким же беспомощным, как она, пусть Мандрейк и не думал об этом. У него, овладевшего столькими кротихами, было множество примерно таких же детей, но он не думал и о них. Он, сильный и широкоплечий, с когтями, уставшими убивать и ранить, не испытывал ни малейшего желания погладить и приласкать свою дочку, хотя в этой ситуации подобное желание представлялось бы вполне естественным.
Хотя ни думать, ни говорить о подобных вещах Мандрейк не умел, они чрезвычайно будоражили его душу и сердце. Огромный и могучий, он не понимал самого себя — здесь он был бессилен.
Ребекка — крошечный розовый детеныш... Живое существо!
— Ладно. Можешь назвать ее Ребеккой, — еле слышно пробормотал он, чувствуя, что ему хочется как можно быстрее оставить эту нору. — Назови ее Ребеккой! — произнес он еще раз, но теперь куда громче, и неуклюже повернулся спиной к норе, впервые в жизни тяготясь огромным неповоротливым телом и чувством собственной значимости, которую ему сейчас почему-то захотелось выцарапать когтями и выгрызть зубами. — Ты слышишь? Назови ее Ребеккой! — закричал он, набрав в легкие побольше воздуха, и, добежав до ближайшего выхода, выбрался на поверхность где-то в Бэрроу-Вэйле. — Ребекка! — проревел он еще раз, не в силах отделаться от этого привязчивого имени, и принялся яростно рыться под дубом.
Сара слышала все. Она вылизала своих детенышей и удовлетворенно вздохнула.
— Ребекка...— прошептала она,— Ребекка... Однажды в этой норе Мандрейк прошептал с тою же нежностью и ее имя:
— Сара...
Вначале Ребекка оказывала на Мандрейка странное завораживающее действие — он мог подолгу тайком следить за ней из туннеля, в то время как Сара кормила своих детенышей. Порой Сара видела его тень, метнувшуюся в туннель, — он не хотел, чтобы Сара знала, что он приходит смотреть на дочку.
Шли дни, проходили месяцы, но никому — в том числе и самому Мандрейку — и в голову не приходило, что он любит Ребекку со страстью той же сильной, как ветер с пустоши. Казалось, он пытается приучить дочь к порядку, превратить ее в своего послушного раба, — во всяком случае, он вел себя с нею подчеркнуто строго. Вначале это удавалось ему без труда — маленькая кротиха испуганно попискивала и пятилась назад при одном только звуке его голоса. Бедняжка пыталась убежать от отца и найти прибежище под боком у матери.
