В какой-то момент его мать поняла — если она не найдет себе пропитания, у нее кончится молоко. Отлучаться же от детенышей она не могла — это означало бы для них верную смерть.
Трудно даже вообразить, чего ей стоила эта жертва, — она поедала детеныша за детенышем в надежде, что хотя бы одному из них удастся выжить. Всем кротам известно — в крайних случаях кротиха-мать может умертвить и сожрать собственное потомство.
Возможно, самый слабый кротенок умер от недостатка молока и холода, и кротиха решила воспользоваться этим для того, чтобы поддержать себя и прочих своих детенышей. Потомство ее таяло на глазах — кротята погибали от ледяного дыхания самого страшного за всю историю Шибода бурана. Ей не оставалось ничего иного, как пожирать их тельца, облепленные снегом и льдом. Один за другим закрывались ее сосцы, одного детеныша за другим поедала несчастная мать.
И вот, в живых остался последний ее сын — Мандрейк, отчаянно пытавшийся найти среди холодных сосцов тот, что смог бы напитать его молоком. Глаза его к этому времени уже открылись, но видел он только темную шкуру матери, розовые сосцы и серую буранную мглу, окружавшую их со всех сторон. С самого начала мир его был миром крайностей. Ему не дано было познать младенческой безмятежности, он не знал, что такое тепло матери... С самого рождения ему пришлось бороться за свою жизнь.
Думала ли его мать о том, что она должна пожертвовать и им ради собственного выживания? Студеный ветер наконец овладел и ее жизнью, обратил ее в ничто. Скорее всего, последним образом этой жизни, унесенным ею на тот свет, был образ маленького Мандрейка, тычущегося своей мордочкой в ее холодные сосцы.
Для Мандрейка же мир начался с открытия, что его мать умерла. Она умерла для того, чтобы он, Мандрейк, мог жить, сражаться и любить, пусть он и не знал этого. Для него в тот момент мир сводился к холодному пронизывающему ветру и мерзлому боку мертвой матери. Думать в ту пору он еще не умел. Чувствовал же он полнейшее одиночество, заброшенность, сиротство.
Все это должно было произойти примерно на восьмой день бури, ибо вскоре небо стало проясняться. Не стихни к этому моменту ветер, и Мандрейк умер бы уже через час-другой. Погода вновь резко поменялась — именно это и спасло его. Из-за мрачных туч показалось ласковое солнышко. Холод мгновенно сменился благодатным теплом. От скал и торфяников стал подниматься пар, как это зачастую бывает после летних гроз. Тварь за тварью, создание за созданием выходили из своих убежищ, радуясь теплу и свету. Там крот, там полевка, а в вышине — весело щебечущие жаворонки. И парящие канюки, и черные вороны.
