И нисколько не трудно терпеть и страдать ради рождающегося нового! Как радостно помогать при этих родах! Но тратить силы на грязные мелочи, путаться в тенетах глупых бабьих скандалов — вот что скверно, гадко и отвратительно…
Иван вздохнул. Тяжело жить, когда веришь в одно, работаешь для него, а мыслями не можешь оторваться от совсем другого, в котором увязаешь, как в трясине. Старая совсем сбила его с панталыку, и теперь грызет его червь сомнения. Повторное замужество Тошки не давало ему покоя. Проклятый раздел преследовал его даже во сне. Ему хотелось на все плюнуть и забыть, но не было сил. Одни и те же вопросы надоедливо липли, как осенние злые мухи. Какую землю возьмет? А скотина как же? Может, и от виноградника отхватит кусок?!. За все у него душа болела, прикипел он сердцем ко всему нажитому, не мог оторвать от себя. Мучило его не то, что часть их добра отойдет Тошке, ведь столько лет она была с ним рядом, была свой человек, да потом в конце концов все племяннику Пете достанется! Но он зеленел от одной мысли, что кто-то чужой, человек со стороны приберет их добро, нажитое потом и кровью, и все, над чем всю жизнь гнули спину старики. Заграбастает их нажитое, да еще посмеиваться будет: „Вы, дескать, варили, а я хлебать буду!“ Вот с чем не мог примириться Иван, не мог вынести. А то еще вдруг попадется какой-нибудь тип, с которым ни так, ни сяк, да начнет жилы из них тянуть, тут и смертоубийство может случиться… Что тогда? Старая одно знает: по закону возьмет. А правильный ли это закон? Вот в чем загвоздка.
Стоʼит Ивану задуматься о том, что будет с их землей, двором, как в душе у него поднимается волна раздражения против Тошки, и он невольно мысленно обращается к Минчо. „Как бы поступил брат, будь он на моем месте?“ — спрашивал он сам себя. Однажды, разговаривая как-то с группой односельчан, Минчо сказал. „Добро ваше глаза зам застит. Из-за этого увидеть не можете, кто на вас верхом сидит и кто погоняет!“
— Иван, домой! — раздался голос матери.
Иван вздрогнул, оглянулся. Летучие мыши черными тенями метались в тускнеющем небе, но ночь стояла ясная. Зябкая дрожь прошла по телу. „Пора“, — подумал он и пошел в дом.
Тошка обессилела от слез. Глаза горели сухим огнем, но сердце билось ровно и спокойно. В голове было ясно, как на небе после внезапного проливного дождя. Умереть! Лучший выход из всего. Зачем ей такая жизнь? Она умрет тайком от всех. Да и с кем она может поделиться? Кто ей близок? Кто поймет ее боль и муку, кто пожалеет? Она умрет, тогда свекровь перестанет играть в молчанку. Иван враз повеселеет… Но Пете? Тошка встрепенулась. Что с ним-то будет?.. Круглой сиротой останется… Она вдруг ужаснулась своей мысли. Но понемногу успокоилась. Каждому свое счастье, у каждого своя судьба. Может, человеком станет, выучится, на место отца встанет. Отца… Тошка словно проснулась. Вот. Проходят дни, месяцы. Годы пройдут. Все забудется, все обиды и горести уйдут из памяти. Но слов Минчо она никогда не забудет. Он говорил о том, что неизбежно наступит, о том времени, когда люди перестанут драться за кусок хлеба, когда каждый будет работать и жить по-человечески.
