– Зелёный или чёрный? – спросил я вместо этого чуть подхриповато.
– Зелёный. Говорят, он полезнее.
Она сейчас уйдёт, а я этого не хочу, – понял я. – Я хочу, чтобы она продолжала играть пальцами с салфеткой, вот так склоняла голову и так же нежно пахла чем-то цветочным.
– Так и думал, что вы за здоровый образ жизни, – каким-то не своим голосом произнёс я.
Она улыбнулась. Кажется, я тоже. Налил чаю в самую красивую чашку. Из фарфорового набора, что мне мама подарила на новоселье.
– Посмотрите на свет, – подал я ей чашку, – такая тонкая, что светится.
– И правда! Потрясающая работа! У нас дома хранился семейный фарфор, дореволюционный ещё, но не такой, – удивилась Катя.
Очень искренне, но не по-детски, а так, что у меня мурашки пробежали по коже от игры её губ, с потрясающей лёгкостью приоткрывающихся и закрывающихся снова. Словно в них таилась магия. Я чуть не потянулся к ней, но ухватил себя за последний хвост. Не хотелось бы, чтобы наша добрая фея была оскорблена…
– Как на работе? – спросил я, просто чтобы что-то сказать.
Усмехнулся про себя: хорош начальничек. Но сейчас и правда, было плевать, хоть взорвись этот Жираф со всеми продажами, ретро-бонусами и прочей лабудой.
Катя чуть напряглась, и я пожалел о вопросе. Но она снова улыбнулась после секундной паузы.
– Всё хорошо. Как обычно.
Я спохватился:
– Вот я даю! Погодите! – Засуетился, достал из буфетного шкафчика конфеты в вазе. – Шоколадные. Накрываю стеклянной крышкой, чтобы Маруська не подворовывала, – пояснил я, потом метнулся за халвой из холодильника, сметану к ней, вспомнил про коробку рахат-лукума и королевских фиников, их тоже выставил. Окинул взглядом барную стойку перед Катей – как-то скудно. Заволновался: – А может, чего посерьёзнее: сыра, бастурмы, копчёностей? Или пиццу заказать?! Или лучше суши?
Кажется, я веду себя, как идиот. Или как подросток. Что, собственно, одно и то же…
Но Катя благосклонно улыбнулась.
– Спасибо, этого более чем достаточно. Мне просто хотелось пить. А зачем сметана?
– Я ем халву со сметаной, – признался я. – И с хлебом. Папа говорит, что я – извращенец, и этого нельзя исключать.
Боже, что я несу?! Вдруг она, правда, подумает, что я с отклонениями?! Кретин!
Но Катя тихонько рассмеялась и попросила чайную ложку.
– Тоже хочу попробовать.
Она поднесла ложку со сметаной к губам, а я поймал себя на том, что пялюсь на них с открытым ртом. В котором всё пересохло. Глотнул чаю с размаху. Чёрт, нельзя же так сексуально есть! Или у меня тоже температура?
