Обыватели между тем весело и серьезно спорили у прилавков, можно ли считать двухтысячный год началом нового тысячелетия. По математическим правилам первым годом нового века следовало считать две тысячи первый, но 2000-й был округлее и даже внешне (в написании) выглядел куда привлекательнее. Некоторые ссылались на восточные традиции, где решили считать именно этот год началом нового тысячелетия, прагматики отмахивались и настаивали на своем. Но в интонациях и тех и других чувствовалось ожидание нового времени. Хотя никто из них точно не мог сформулировать, чем и как должна быть выражена эта новизна, никто из них даже не мог определить, чего именно они желают для себя и своих близких. Они словно боялись желать чего-то лучшего или научились не надеяться на обещания завтрашнего дня. Не стало бы хуже, читалось в их глазах.
В моих глазах читался огромный вопрос. Я был далек от общепланетарных проблем, пытаясь решить одну маленькую — купить новогодний подарок для Риты. На улице в глазах мельтешило от снега, в магазинах — от человеческой суеты, обильного выбора и разнобоя цен. По истечении третьего часа поисков чего-нибудь из ряда вон выходящего мои глаза перестали различать даже сами ряды: ювелирные изделия сливались с праздничной мишурой, разновеликие Деды Морозы с улыбающимися драконами, Снегурочки с продавщицами…
Чтобы передохнуть и отвлечься, я остановился у книжного прилавка в одном из супермаркетов. Я и раньше останавливался, с иронией рассматривая яркие обложки, с которых смотрели на меня супермены, благородные бандиты и различные монстры. Все эти серии я соединил для себя в одну, назвав ее «Слепоглухонемой против всех». Если бы все герои этих стремительных романов существовали или были бы хоть чуть-чуть реальны, то на российских улицах давно бы царила показательная для всего мира справедливость, и почти на каждом доме красовались бы бронзовые барельефы удивительных героев. Надписи для них можно без купюр взять из любой аннотации на этих красочных изданиях: «оперуполномоченный имярек вступил в единоборство с мафией… и победил», «бывший спецназовец имярек, участник всех локальных войн, в одиночку отомстил за смерть друга и разгромил бандитские кланы», «прокурор имярек, теряя близких и друзей, выстоял в борьбе с коррупцией…». Бросилась в глаза «Желтая стрела» Пелевина, и в голове пронеслась масса «безобразов» (так я окрестил персонажи постмодернизма). Но чапаевскую пустоту я все же осилил, что-то в ней было, значит, Пелевин не совсем пуст. И вдруг рядом с «Желтой стрелой» более мелким шрифтом всплыла белая. «„Белая стрела“ — личные убийцы Сталина» — так называлась брошюрка, на которой кроме названия была фотография человека в камуфляжной форме и маске с прорезями для глаз. В руках у него почему-то был автомат ППШ. Я открыл первые страницы…
