— Я сказал вам правду. Следил за всеми дискуссиями в печати еще до... Ну, словом, когда вас только задумывали и обсуждали саму проблему создания такого существа... И одна мысль саднила меня, как заноза... А потом, когда вас уже начали создавать, когда появился первый сигом Сын, второй — Ант, третий — Юрий, видите, помню всех поименно, я мечтал встретить кого-то из вас и задать вопрос... И вот наконец...
Его рука зачем-то потянулась к пешке, замерла. Широкая сильная кисть неподвижна, только пальцы чуть вздрагивают, поглаживая фигурку.
«О чем он собирается спросить? — думаю я. — Скорее всего, задаст один из обычных вопросов, например: правду ли говорят вот о такой-то способности сигомов? Можете ли вы то? Можете ли вы это? Правда ли, что вы бессмертны? Этот вопрос особенно интересует людей — и по вполне понятным причинам. Как вам живется среди людей? Одни вопросы — чтобы что-то выяснить, удовлетворить любопытство. Другие — чтобы потом вспоминать: вот что мне однажды сказал сигом. Третьи — чтобы заглушить тревогу: а не опасны ли эти могущественные искусственные существа? И есть еще вопросы иной группы, призванные смягчить, заглушить мысли о собственном несовершенстве...»
Конечно, я мог бы просто заглянуть в его мозг, прочесть его мысли. Но это бы означало нарушить запрет — без крайней необходимости проникнуть в интимные тайны человека.
— Так о чем же вы хотели спросить? Времени у нас совсем немного — мне пора лететь своим курсом...
Его темные небольшие глаза стали словно буравчики, они стремятся заглянуть в меня.
— Только не обижайтесь, ладно? Видите ли, я по профессии школьный учитель, а ребята — это такие любопытные люди... В спорах с ними часто задумываешься над тем, над чем прежде не задумывался... — Мягкая добрая улыбка на мгновение преображает его напряженное лицо, и я понимаю, что ошибался, заподозрив его в нелюбви или безразличии к детям. — Я читал о различных ваших совершенствах. Здесь все закономерно, ведь мы вас придумали, как бы пытаясь восполнить все, в чем нас обделила природа. Но переспорить, перехитрить или просто подправить природу чрезвычайно сложно. Видимое может обернуться совсем другой стороной...
— У нас мало времени, — решаюсь напомнить я.
— Да, да, извините. Хочу спросить вас...
Он поводит плечами и вдруг сутулится, словно становится меньше, прикрывает глаза короткими ресницами и говорит так тихо и сокровенно, будто обращается не ко мне, а к самому себе:
