Франк струхнул, подумав, что это Клара, но вовремя вспомнил, что у них телефона нет, воспрял духом и с интересом наблюдал за развитием событий. Ночь обещала стать необыкновенной.
И точно: из Департамента объявили о взрыве на Загородном проспекте. Сон сразу вылетел из двух голов, потому что Франк наотрез отказался бросить друга в беде:
— Скажу Кларе, а ты подтвердишь, что мы с тобой всю ночь спасали город от неминуемого взрыва!
Пришлось Путиловскому согласиться, но за это Франк обещал никуда не влезать, ничего не трогать и в развращающие умы разговоры с нижними чинами не вступать. На том и тронулись, как только прибыла разъездная служебная карета.
* * *
Едва Вершинин появился на пороге комнаты, как Оленька накинулась на него с безумными поцелуями счастья, но была немедленно изгнана в свою девичью обитель.
Бумаги лежали на столе соблазнительной пачечкой и вкусно пахли дымком.
«Ну! Начинай же!» — сказал дрожащий от репортерской жадности внутренний голос, но Вершинин растягивал удовольствие до последнего.
Он выглянул в окно — внизу как муравьи суетились пожарные, вкруг них толпилась вездесущая публика, с нетерпением ожидая большого пожара, жертв и зрелищ. Но все подходило к своему логическому концу. Безногого увезли в лечебницу, а мертвый лежал в углу двора, накрытый дворницкой рогожей. Более ничего интересного не наблюдалось.
Наконец Вершинин успокоил внутреннюю дрожь, сел в рабочее кресло и, прежде чем коснуться бумаг, трижды перекрестился. Потом столько же раз сплюнул через левое плечо. И взял первую страницу, лежащую к нему оборотной чистой стороной. Перевернул. Так, листы пронумерованы... Этот был третий. Нашел второй, седьмой... вот и первый! И стал внимательно читать, от усердия чуть шевеля губами.
Дочитав первую страницу, Вершинин так же внимательно прочитал вторую, третью. Отложил эти три в сторону и задумался. В таком задумчивом состоянии он просидел минут пять, не ощущая времени. Затем быстро достал из ящика чистые листы бумаги, новое перо, открыл чернильницу и застрочил четким ясным почерком, не останавливаясь ни на секунду. Строчки ложились ровной чередой, превращая белое поле листа в поле битвы за новую, хорошую жизнь!
Он писал ровно десять минут. Не читая, поставил витиеватую красивую подпись и стал переодеваться, одновременно натягивая и рубашку, и брюки. Затем выскочил за дверь с написанным в руке, однако за дверью остановился, секунду помедлил, вернулся в комнату и заметался в поисках тайника для похищенных бумаг. Первые три места его не удовлетворили, пока наконец взгляд не упал на печку. Вряд ли ее будут топить в скором времени.
