Причины для переживаний были весьма уважительные. Весь вечер он провел в полицейском участке на Улице Пекарей, рассказывая о странном нападении седовласому сержанту, крайне недовольному тем, что к нему в руки попал избитый до полусмерти грабитель, не способный дать никаких объяснений. От безвыходности полицейские принялись за Томаса, засыпая его глупейшими вопросами, заставив Томаса почувствовать себя не жертвой, а организатором нападения. Через час подобных разговоров, Маккензи был готов полностью согласиться со словами неведомого спасителя, назвавших полицейских остолопами.
Вырвавшись, наконец, из полицейского участка, Маккензи поймал кэб и отправился домой. Избитый, грязный, замерзший и голодный, он думал, что это худший день в его жизни — не считая, конечно, того, когда ему сообщили, что его родители погибли в Бангалоре во время осады форта Саммера восставшими горцами.
В итоге, к Финниганам он прибыл в крайне раздраженном состоянии. К счастью Мэри все еще занималась выпечкой, печь была растоплена, и Томас быстро получил достаточно горячей воды, чтобы устроить купание в медной ванне.
Отправляясь в постель, он надеялся, что его усталость, навалившаяся свинцовым грузом на плечи, позволит ему уснуть мертвецким сном до самого утра. Увы, он ошибался. Перед глазами уткнувшегося в отсыревшую подушку Томаса вставал то безумец Хиллман, бормотавший о проклятиях, то покойный профессор, укоризненно качавшей головой, то его управляющий, вещающий о ядах…
Маккензи был готов признать, что в смерти профессора есть некоторые странности, а в его поспешных похоронах их еще больше. Томас долго уговаривал сам себя, что ему нет до этого никакого дела, и этим должна заниматься полиция. Но после часа проведенного в участке, и близкого знакомства с работой полисменов, у него начало закрадываться подозрение, что от этих остолопов и в самом деле нельзя ждать сложных логических построений. В конце концов, ему удалось убедить себя, что странностями должны заниматься все‑таки специально обученные люди, а смерть известного профессора не пройдет мимо инспекторов Центрального Управления Полиции Лонбурга, где, вероятно, работники более сообразительны, чем престарелые сержанты в городских участках. Все казалось логичным, но и теперь Томас не смог уснуть. Кое‑что беспокоило сильнее, чем подозрительная смерть Макгрегора, а именно — уязвленное самолюбие.
Томас никогда не считал себя бойцом и воином. Наоборот, к драчунам он относился свысока, полагая, что в нынешний век технического прогресса и науки любой конфликт может быть разрешен путем переговоров. Так же он считал, что любая агрессия есть путь хаоса и разрушения, никак не вписывающаяся в картину сверкающего будущего человечества. И что рукомашеством занимаются лишь глупые, необразованные люди, неспособные найти в себе и крупицы человечности.
