В любом случае обе руки должны быть на кубке.
Константина встала, держа кубок обеими руками, и приблизилась к Пертинаксу. Она наклонилась и, не скрывая раздражения, протянула кубок мужчине.
— На коленях, — указал я ей, и блондинка, с сердитым видом, опустилась на колени.
Пертинаксу, насколько я мог это сказать, понравилось видеть её перед собой на коленях. Как правильно она смотрелась в этой позе.
Интересно, подумалось мне, не мог ли где-то внутри Пертинакса прятаться мужчина.
Константина снова протянула кубок своему владельцу.
— Нет, — остановил я её.
— Я на коленях, — возмутилась она. — Чего ещё Вы от меня хотите?
— Ты что, никогда не подавала вино или пагу мужчине? — полюбопытствовал я.
— Чего Вы хотите? — повторила свой вопрос девица.
— Сесилия, — позвал я, — похоже, у нас здесь имеется невежественная рабыня. Проинструктируй её.
— Но я тоже, во многом невежественна Господин, — призналась моя рабыня, — Я научилась лишь немногому.
— Это верно, — согласился я, — просто сделай то, что Ты можешь.
— Меня не будет инструктировать рабыня, — заявила Константина, и поспешила добавить: — Такая рабыня.
— Тогда Ты будешь раздета и проинструктированы моим ремнём, — предупредил я.
— Я протестую, — возмутился Пертинакс.
— У Вас здесь нет Домашнего Камня, — отмахнулся я.
— Это — моя хижина, — напомнил он.
— А я в этом не уверен, — усмехнулся я.
— Вы не мой владелец, — сказала Константина. — Вы не можете бить меня!
— Ты, правда, так думаешь? — спросил я.
— Нет, — призналась она.
Теперь блондинка смотрела на меня без особой уверенности. Возможно, она впервые ощутила на себе глаза мужчины, который может пройтись плетью по её спине и бёдрам. Я видел, что она пыталась свыкнуться с этой мыслью. Также, я заметил, как в её глазах вспыхнул страх, но одновременно, возможно, что-то ещё.
Я подозревал, что прежде она никогда не была подчинена воле мужчины.
Конечно, мужчины обычно не спешат наказывать чужих рабынь, зачастую ограничиваясь строгим выговором и требованием сообщить о проступке хозяину, ну максимум пощёчиной, чего не скажешь о свободных женщинах, склонных быть довольно свободными в этом отношении. Но разве рабыни не называют любого свободного мужчину «Господином», а свободную женщину «Госпожой»?
Кроме того, Константина явно нуждалась в исправлении поведения, и я подозревал, что в её случае мог бы быть готов отступить от своих обычных принципов и сделать исключение лично для неё.
Безусловно, если будь она свободной женщиной, то о плети не шло бы речи от слова вообще. Свободные женщины на Горе, впрочем, как и на Земле, свободны делать многое из того, чего бы им хотелось, практически не опасаясь последствий. Они свободны делать почти всё что угодно без страха перед наказанием. Эта снисходительность и терпимость, разумеется, не распространяется на рабынь.
