Лепёшка стукнулась о грудь раба и упала на пол. Он никак не отреагировал, а мне тотчас же стало нестерпимо стыдно от своего поведения. Оно было капризным, гадким и… недостойным. Покраснев от стыда, я всё же подобрала лепёшку с пола и выбежала на террасу. Наверняка лепёшка была бесподобной, но мне она казалась солоновато-горькой из-за слёз, струившихся по щекам. От влаги слёз начало припекать зашитую рану. Я смахнула слёзы рукой, но лишь растёрла их.
— Не плачь и не три слёзы — сделаешь только хуже. Может остаться большой шрам, — раздался низкий голос.
Раб никуда не ушёл. Он стоял за моей спиной.
— Ну и пусть! Всё равно лицо изуродовано.
— Нет, через некоторое время твоя красота затмит собой весь остальной мир.
— Я не спрашивала у раба мнения. Уходи! Это приказ.
— Я не слышал ни одного приказа. Только вопли капризной девчонки.
Я встала обернувшись. На этот раз его спокойный вид остудил мой пыл, напомнив слова Диокле́са о неподобающем поведении. И постаралась придать своему голосу нужное выражение, вспоминая, как обращался к слугам и рабам мой отец: с должным нажимом, чтобы дать понять, кто хозяин, но без лишнего унижения, неприятного любому человеку, даже рабу.
— Как тебя зовут, раб?
— Раб.
— Нет, твоё настоящее имя. Вот тебе мой первый приказ, раб. Назови своё настоящее имя, — как можно спокойнее произнесла я.
Мужчина помолчал, словно раздумывая, стоит подчиняться или нет. Поразительно! Как я буду управляться с этим рабом, если даже такой приказ он обдумывает, прежде чем выполнить.
— Инса́р, — наконец, произносит он.
— И что означает твоё имя, Инса́р?
— «Тот, кто побеждает».
— Хорошее имя для воина.
— Очень разумное замечание для столь маленькой госпожи.
В глубине зрачков промелькнули искры, словно его веселит происходящее. Промелькнули — и погасли.
— Меня хорошо обучают, Инса́р. А тебя, видимо, нет, потому что я не разрешала тебе входить на террасу. Оставь меня. Займи своё место и… охраняй мои покои. Не впускай никого без моего на то разрешения.
Раб молча склоняет голову и уходит, сочтя тон приказа достаточным.
