Один раз у меня выдался вечер, когда время нашлось. Моему пациенту, женатому мужчине за шестьдесят, здоровому и в хорошей физической форме, если не считать его лейкемии, сделали переливание пуповинной крови, и она не прижилась. Проще говоря, ему ввели стволовые клетки, взятые из пуповины чьего-то младенца, однако его организм их не принял. В конечном счете наступил день, когда он уже наверняка знал, что лечение оказалось неудачным, и, кроме того, мы все понимали, что его рак неизбежно даст рецидив и на этот раз его убьет. Он боролся с раком и проиграл, и от безысходности ему было невероятно горько. Он столько всего еще хотел успеть сделать в своей жизни.
В тот вечер, когда он и мы обо всем этом узнали, я была его медсестрой, и мне крайне повезло, что это был один из тех редчайших вечеров, когда я была почти не занята, хотя и не могу вспомнить, почему именно так вышло. Может быть, моих остальных пациентов забрали на обследование. Может быть, благодаря лечению их состояние пошло на поправку. Может быть и так, что они все попросту отсыпались.
Я провела немалую часть дня в палате у Джо. Я мало что делала и в то же время делала единственное, чем могла ему помочь: я слушала. Порой людям просто нужно выговориться, говорить одно и то же снова и снова. Джо так и делал, а я его внимательно слушала.
– Не то чтобы я злился из-за провального лечения – я просто разочарован.
– Жаль, я не до конца отдавал себе отчет, что это может не сработать.
– Я никого ни в чем не виню, однако рассчитывал на большее.
Он замолкал, а затем начинал снова с того, на чем закончил: «А что, если бы у нас не было той двухнедельной задержки в самом начале, – могло ли это что-либо изменить?»
Я почти ничего не говорила. Ему только и нужен был кто-то живой рядом, чтобы стать свидетелем его страданий. Он был в незавидном положении человека, стоящего на железнодорожных путях в ожидании поезда, и при этом прекрасно понимающего, что когда этот поезд придет, то он собьет его насмерть. Никто из тех, кого он знал, не мог быть в тот день вместе с ним – ни его жена, ни сосед, ни кто-то из друзей, – однако я сидела там и тихонько слушала, как он пытался, с помощью разговоров, превратить свою боль в историю, с которой смог бы смириться.
В конце смены я сказала Хелен – той же самой ночной медсестре, с которой я разговаривала сегодня утром по поводу Рэя Мэнсона, – что провела много времени в палате Джо и слушала его. Мне казалось, что смена выдалась очень простая, однако в то же время я чувствовала себя измотанной. На самом деле, нет ничего простого в том, чтобы помогать человеку, который начал свое путешествие от жизни к смерти. Английский поэт Джон Милтон сказал: «Но, может быть, не меньше служит тот высокой воле, кто стоит и ждет»
