Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни | страница 79



– Слушай, спасибо, что принесла так быстро, я знаю, что у тебя клиника, ну и… – я показываю рукой на ее выступающий живот, – беременность.

– Ага, но сегодня, знаешь, все движется как-то неспешно, – говорит она. – Можешь поверить?

– Может быть, мы успешно боремся с раком!

– Было бы здорово. – Повернувшись, чтобы пойти по своим делам, она снова разворачивается. – Я сегодня после обеда дежурю, а потом, вечером, заступает Брюс, так что если что-то пойдет не так…

– Я тебе позвоню.

Она наклоняется ко мне и говорит уже тише: «Я объясню все Брюсу во время пересменки. Если что, просто звони сразу нам. Интерны вряд ли будут знать, что делать».

«Поняла. Скрестим пальцы», – говорю я, подняв левую руку с переплетенными указательным и средним пальцами. Может, это и глупо, однако мне так гораздо легче.

Я только и думаю, что про слабость мистера Хэмптона, его проблемы с дыханием и дезориентацию. Спасем ли мы его или только подтолкнем к смерти? Как сказал мне один мудрый друг, всего знать невозможно, однако у нас в больнице столько всего ставится на карту, что порой мне хочется знать все.

Я беру предписание и теперь внимательно его изучаю. Предписания на химиотерапию мы по-прежнему составляем в бумажном виде. Идея в том, что препарат настолько сильный, а режим его введения настолько строгий, что предписание должно физически присутствовать в его медкарте, равно как и быть введено в электронную систему учета. Мне нравится касаться бумаги, чувствовать ее между пальцами, слышать шелест и треск, когда я ее сгибаю, проводить кончиком пальца по еле заметным бороздам, оставленным ручкой клинического ординатора.

Над дверью в палату Шейлы загорается сигнал вызова. Мне лучше особо не медлить с тем, чтобы доставить предписание на химиотерапию в больничную аптеку, однако у меня есть еще немного времени, так как сын мистера Хэмптона будет здесь не раньше трех.

В палате Шейлы царит полная тишина, словно там никого нет. Я вглядываюсь в темному и целенаправленно расслабляю мышцы лица, прежде чем заговорить. Шейла выглядит разбитой, измотанной рыданием. «Живот болит?»

Она мотает головой. Ее сестра сидит рядом, взяв ее за руку. «Мы бы хотели увидеться со священником, – говорит она. А затем добавляет: – Просто на всякий случай».

– Хорошо, – просьба проще некуда. Я набираю нашу телефонистку и прошу ее написать на пейджер дежурному священнику.

– Раз уж я зашла, то заодно измерю тебе давление.

Я чувствую себя виноватой из-за того, что не удосужилась сделать это раньше, но подавляю это чувство, достаю из пластикового кармана на стене манжету тонометра и снимаю с крючка за кроватью стетоскоп. Шейла вместе с сестрой доверчиво смотрят на меня, в то время как я засовываю в уши дужки стетоскопа. Из-за следов от слез Шейла похожа на ребенка.