Пользуясь словами одного из персонажей Грина, писателя интересует не «страшное», а возможность «развернуть душу» человека, бросить свет на ее «темные, полусознательные пути», на «самый сложный и таинственный аппарат человеческих восприятий», на «причудливые трещины бессознательной сферы». В этом интересе Грин опирался на прочные традиции русской классики, если иметь в виду и роман Лермонтова, и некоторые произведения Тургенева, и какие-то грани толстовской «диалектики души» в «Крейцеровой сонате» или «Смерти Ивана Ильича», и метод Достоевского, отказывающегося, по формулировке Л. Гинзбург, от «объясняющего психологизма», и Бунина с его «Делом корнета Елагина», «Легким дыханием», «Митиной любовью», и многие произведения Л. Андреева.
В западной литературе Грин-психолог ищет не просто фабульную обостренность, заманчивые сюжетные коллизии, экзотику: необычные обстоятельства приоткрывают необычные грани человеческой натуры, обостряют драматизм повествования, демонстрируют интеллектуальные возможности героя (и автора). Всему этому Грин учился у Э. По, Р. Стивенсона, Д. Лондона, Э.-Т.-А. Гофмана, Д. Конрада, П. Мериме, хотя многие свои источники словно бы сознательно не называет, «утаивает». И «учеба» его начисто лишена подражательности — настолько серьезно переосмысливаются, включаются в совершенно иной контекст запавшие в творческое сознание Грина сюжетные схемы и образные идеи.
Очень показательны в этом плане «взаимоотношения» Грина с Г. Уэллсом. Вряд ли Грин мог не знать рассказы, в которых английский прозаик явно предвосхищает его излюбленную тему — существование иного, фантастического мира, параллельного реальному и находящегося буквально «под руками»: «Волшебная лавка» (на русском языке — в 1903 г.), «Дверь в стене» (на русском языке — в 1906 г.), «Замечательный случай с глазами Дэвидсона» (на русском языке — в 1909 г.). Но, обращаясь к этой теме, Грин оказывается куда большим фантастом, чем Уэллс, и заходит в ней куда дальше героев Уэллса, всегда остававшихся по эту сторону «двери» и не решавшихся открыть ее.
Да и сама фантастика Грина в корне отлична от уэллсовской. Уэллса интересует «технология» чудесного («двойное зрение» Дэвидсона объясняется электромагнитным «сотрясением сетчатой оболочки глаза»). Грина же — исключительно его психология, его этические последствия (человек летает, потому что способен летать, потому что готов одарить своей чудесной духовной способностью весь мир). Примерно так же непохожи на приключения героя Дефо все «робинзонады» гриновских произведений: они организуются, а не «случаются» («Остров Рено», «Колония Ланфиер», «Жизнь Гнора»), и способен ли человек в этих условиях выжить физически, для художника не так уж важно, — он исследует не подробности выживания, а психологию одиночества, противоречивую диалектику притяжений и отталкиваний между личностью и обществом.
