А ведь формально - буквы явно лишние.
И ещё странность: когда я печатаю - делаю массу ошибок, а потом частично исправляю. Подумалось: а может, от того делаю ошибки, что стараюсь печатать на пределе скорости? С тех самых пор, когда печатать было трудно и хотелось сделать это побыстрее?
Этот текст я старался печатать среднеторопливо.
В результате он появился на свет даже быстрее, чем если бы я старался печатать как можно быстрее.
Странные вещи осознаю на склоне лет. Наверное, потому, что слишком долго разгонялся.
И ещё - интересно было бы прочесть небольшой отрывок из текстов самого нелепого автора всех времен и народов, Чернышевского. А вдруг он в старостильной грамматике сверххорош?
Вот так-то, вода уходит же.. посреди двора островок.
И ветер носится над водами...
В этом году будет Камчатка.
Просто уже нет сил терпеть. Хоть и небольшие деньги, но, Бог даст, хорошими окажутся люди и работа.
Если всё будет нормально, в мае туда. А летать все страшнее, между прочим.
Сегодня закончил проходить медкомиссию. Цены, конечно, что те сосиски по рубль двадцать – «однако!».
Не желает Черноземье отпускать своего жителя в края вулканов и прохлады.
Запуганная «рыжимом» врач-терапевт заламывала полные руки над моим УЗИ печени и ФГС. Потом пыталась заломать руки мне, а я кричал, выпучив глаза, что всё это в прошлом, в далёком прошлом.
А потом как-то утряслось.
Потому, что я отправился посетовать на жизненные обстоятельства к симпатичной главной, и она вошла в моё положение.
По-настоящему красивые женщины никогда не капризны и всегда умны каким-то удивительно глубоким умом.
А по здоровью... ничего не нашли страшного или чего не нашли бы ранее. «А я всё пью и пью.. а мне всё хуже и хуже». Это старость.
Теперь вот буду ждать команды на вылет.
В предстоящей поездке самое тяжёлое - дорога.
Неизвестно, как и отчего зародилась во мне боязнь летать на самолётах, но она уже сейчас даёт о себе знать.
Отчетливо помню времена, когда полёт радовал, и я предпочитал его любому другому способу перемещения в пространстве, даже по лестницам в школе и университете практически летал. А во снах нередко летаю до сих пор, но невысоко уже. В какой-то момент пропала вера в надежность техники.
В девяностые. Теперь вообще страшно - почти все лайнеры на дальних линиях, бывшие в долгом употреблении среди чужих небес, прослужили какие-то огромные сроки.
Разум пробуждает гормоны страха и бросает их в атаку. А те, весёлые и разудалые, словно викинги во время налёта на стационарный лупанарий, вытворяют с моими чувствами нечто ещё более безнравственное, чем вообще возможно.
