На пыльном прилавке, под пыльным стеклом, или это витрина такая была?
А ещё там лежала резиновая груша, паста ГОИ, брусочки и наждачки…
Я купил всё это.
Мечта сбылась.
А еще Геолог Сергеев умел точить опасную бритву. Он меня всему связанному с бритьём и научил.
Священнодействие, вот что это было. Все как тогда, все как хотелось, и щик, и пшик, и даже хрррр-хрррр…
И вот мы вылетели в поле.
Было здорово. Я ходил среди стаи куропаток, что не боялись меня, материл снежных баранов и отливал на пару с сохатым в тумане перевала. Да что там, я видел росомаху с трёх метров!
Просто провалился в мир перевалов, сахарно-белых заснеженных хребтов, альпийских лужков, водопадов, и извечное молчание настоящего мира приняло меня в свои расклады, пусть и одним из самых малых и незначительных факторов. Я был частью настоящего мира.
Обо всём этом можно рассказывать отдельно, много и от души, но так и не рассказать.
Примерно на двадцатый день работы я подвернул ногу и остался в лагере. И уселся бриться в палатке, потому что на улице моросил мелкий-премелкий дождик.
Нагрел воду, разложил на столике перед собой всё необходимое, поправил бритву «Ракета» на кожаном ремне, отпарил щетину и стал взбивать пену в специальной ванночке, когда кто-то толкнул меня под правую руку и хмыкнул…
— Ну хватит, я ж бреюсь…
В ответ снова толчок, снова хмыканье.
— Достали!
Опять толчок…
Что мне оставалось делать?
Я зачерпнул помазком пену из ванночки и, не оборачиваясь, щедро мазнул сопящего за спиной шутника несколько раз, а потом и вовсе в сердцах плеснул из ванночки.
Сзади обиженно рыкнуло, но даже не заматерилось, а просто выбежало из палатки, так сильно дёрнув полог, что всё посыпалось на пол — и одеколон с резиновой грушей, и бруски, и полотенца и вода и даже опасная бритва «Ракета».
— Ну, сука…
Я выскочил следом, и пока выскакивал, вдруг вспомнил, что в лагере я один, а все в маршрутах…
Через речку убегал бурый меховой шар размером с лося, так мне тогда показалось, шар выл вот так— уууууууууууууууууууу…
На том берегу медведь обернулся, и я увидел, что вся морда у него в белоснежной пене, той самой, которую я так старательно взбивал помазком какие-то секунды назад.
С тех пор я не бреюсь опасной бритвою. Бритва «Ракета» упала тогда на камень лезвием, и получилась огромная зазубрина.
Я счел это знаком, да и Джус тоже сказал, что всё это неспроста.
Так что на всякий случай перестал.
Мало ли.
Перестал.
