Мы согласно закивали, будто неоднократно имели удовольствие перечитывать наставления античного философа; один лишь Лёлик — видно, заранее прочитав в своей книжке про то, что данный мудрец проживал куда как ранее — недоумённо пробормотал:
— Позвольте, а как же…
— Ну так вот, — толстяк театрально задрал лохматые брови. — Я теряюсь в догадках: откуда вы будете?
— М-м… из Скифляндии, — на ходу выдумал Джон и замер настороженно в ожидании новых щекотливых вопросов.
— Ну как же, как же! Читал… У Плутарха как раз писано… — блеснул эрудицией хозяин. — Ну а как там у вас с вином?
— Плохо, — с надрывом ответил Серёга. — Дорого… А что подешевле, так травятся…
— Отлично, отлично, — невпопад обрадовался толстяк. — То есть это… соболезную, конечно. Но зато у меня можете, так сказать, до отвала. Или как?
— Само собой, — важно подтвердил Серёга.
— Ну так давайте, чтоб не зазря, посостязаемся в честь Вакха, — со всей душой предложил хозяин. — На интерес, конечно, но так, пустяки. Скажем на сто денариев… Кто больше выпьет, тот и выиграл… Ну как? — толстяк замер в ожидании, как замирает рыболов при слабом подёргивании поплавка.
— Ну что ж, — согласно кивнул Серёга, не имевший вредной привычки отказываться от выпивки. — Можно…
— А денежки у вас есть? — не замедлил уточнить хозяин и зыркнул алчно.
— Найдём, — солидно сказал Серёга и начал вытаскивать из карманов монеты, складывая их перед собой.
Римлянин любовно окинул взором образовавшуюся кучку и пробормотал:
— Маловато…
— Добавим… — ответил Серёга и приглашающе помахал нам.
Мы, нисколько не сомневаясь в непобедимости коллеги, внесли свою лепту, освободив карманы от местной валюты.
Римлянин, узрев вполне солидное количество монет, шумно сглотнул, весело нам улыбнулся, захлопал из-за всех сил в ладоши и заливисто заголосил:
— Эй, фирменного моего сюда! Бегом!…
Появился хромой хмурый мужик в бронзовом ошейнике с двумя примерно так пятилитровыми амфорами, обильно покрытыми пылью. Он поставил амфоры перед соперниками, ловко их откупорил, содрав смоляные печати каменным ногтём, наполнил чаши вязкой как мёд багровой до черноты жидкостью.
— Это самое крепкое вино во всей Италике, а, может, и в мире, — важно заявил хозяин. — Сто лет выдержки. Сенат даже издал эдикт, запрещающий пить его неразбавленным.
— Ого! — Серёга уважительно заглянул в чашу, шумно выдохнул и изящным движением с аппетитным бульканьем нарушил волю Сената.
Толстяк изумлённо подался вперёд и болезненно скривился.
