(Тит Ливий, История)
«И сейчас вижу я в нашем Городе такое же нестроение, как в теле в басне. Подумайте сами, разве лучше будет, если каждый будет решать по собственному разумению? «Gens una sumus». (Мы одно племя). И мы найдём способ воссоединиться и укрепить нашу родину».
«Сообщаю, что Сенат и консулы доверили мне совместным эдиктом заключить с вами соглашение к благу нашей Родины и благу нашего народа, такое, которое будет одновременно выполнять два условия: «Salus patriae suprema lex» (Благо отечества — высший закон);
«Salus populi suprema lex», (Благо народа — высший закон). Заключённое соглашение нужно будет подтвердить совместной клятвой моей, трибунов и народа, а после моего возвращения в Рим к ней присоединятся Сенат, консулы и оставшиеся в Риме квириты».
Эта речь вызвала смешанные чувства. Большинство было раздражено: «Надо о деле говорить, а он нас сказочками потчует!» Но довольно значительное меньшинство было согласно, что Менений достаточно точно описал, что произойдёт и с плебеями, и с Римом, если усобица продолжится. Квинт отметил, что Менений пришёл именно с теми полномочиями, которые оговаривались с Вергилием. Трибуны вовремя не навели порядок, и началось хаотическое обсуждение, прерванное предложением Сициния:
— Плебеи, вы ведёте себя недостойно, как какие-то сенаторы, а не как державный народ! Я предлагаю: поблагодарить Менения за его труды, угостить его и предложить ему удалиться из лагеря и подождать где-то вблизи, чтобы завтра после полудня продолжить переговоры.
Неожиданно умеренное и разумное предложение Сициния вызвало единогласные возгласы одобрения, и после угощения посол удалился.
Когда люди Менения покинули лагерь, Сициний вновь поднялся на трибунал.
— «Potior visa est periculosa libertas quieto servitio». (Свобода в опасности лучше рабства в покое). «Quod dubitas, ne feceris!» (Сомневаешься — не делай!) «Praevenire melius est, quam praeveniri». (Лучше опередить, чем опередят тебя). Предлагаю немедленно собраться. В лагере оставить часовых, чтобы отбивали стражи и развели костры, и двинуться на Велитры. Когда римляне узнают об этом, город уже будет наш, мы пригласим туда Менения и будем вести переговоры как независимая равноправная сторона.
На сей раз большинство плебеев, раздражённое сказочкой Менения, было склонно поддержать Сициния. Поэтому Квинт решительно поднялся на трибунал, что задним числом было ему разрешено трибуном Лицинием.
— Плебеи! Державный народ! Вы понимаете, что, если вы примете предложение Сициния, нас ждёт не просто война, а bellum civilitas, война гражданская! Что брат будет воевать против брата, сын против отца, друзья друг против друга, родственники между собою? А такой раздор всегда приводит к зверствам и жестокостям. «Memento patriam!» (Помни о родине!) А Сицинию я скажу: «Vincula da linguae vel tibi vincla dabit». (Свяжи язык, иначе он тебя свяжет). Ты своим красноречием поставил нас на грань гибельного решения. Народ, я предлагаю следующее. Пусть переговоры проведут трибуны, а мы дадим им наказ. Самое главное, чтобы народ получил возможность без применения силы защищать своих людей от злоупотреблений властью. Если даже какие-то законы не очень справедливы, нужно, чтобы их несправедливые применения можно было отменить. Народу нужно иметь свою часть власти, и именно такую, которая будет защищать народ, а не такую, которая сначала будет уничтожать врагов народа, а потом, разохотившись, и за сам народ возьмётся. Поэтому потребуем, чтобы трибуны составили договор, по которому мы сможем иметь своих представителей во власти, защищающих народ! А далее надо было слушать: Менений имеет полномочия скрепить окончательный и неотменимый договор своею клятвой, и после того, как мы поклянёмся, поклянутся в верности соглашению Сенат и консулы!
