Аппий открылся Евгению ещё с одной стороны. Да, сложный человек при всей его внешней прямолинейности. Безжалостный кредитор, упорный защитник интересов знати и вместе с тем настоящий патриот своего города и своего народа. Как показалось Евгению, он даже понял нацистскую логику Аппия: закабаляя слабодушных, одновременно привлекать настоящих мастеров и улучшать народ.
Евгения поднесло толпой к Опилию. Люди подбадривали его, но немного пеняли, что он сам не защитил должников. Неожиданно Опилий вспылил.
— Я же не магистрат Республики и не должностное лицо! Сервий Туллий разрешил плебеям, когда допустил их в армию, выбирать народных трибунов, чтобы были люди, которые могут говорить от имени плебеев перед сенаторами и должностными лицами. Ведь обычный человек не может даже выступать. А я хотя бы могу задавать вопросы и созывать плебейские сходки. С вами спесивые отцы-сенаторы даже разговаривать не будут, а меня обязаны выслушивать. Выслушают и решат по-своему!
Оказывается, трибуны пока ещё власти не имеют, но уже существуют! И правильно: в писаной истории они взялись как будто из головы Юпитера, а на самом деле постепенно развивались из представителей плебеев. Ведь римляне были помешаны на законности и порядке. Говорить перед народом могли лишь те, кто заслужил это право. Но, впрочем, разве это сумасшествие? Это скорее разумный подход!
Из разговоров Евгений также понял, что последняя война с вольсками закончилась вничью, что на самом деле этрусский царь Порсенна, пришедший после брутовой революции реставрировать царя Тарквиния, взял Рим. Но жители, не желая служить ставленнику этрусков, стали стремительно разбегаться, и Порсенна предпочёл забрать своего родственника и удовлетвориться данью, которую римляне выплачивали каждый месяц до его смерти.
— Муции своего Сцеволу теперь идолом делают. А он на самом деле, конечно, не трус, но и не дурак был. У них в роду все левши. Муций с другими молодцами пошёл ночью пошерстить этрусский лагерь, да попал в плен. При этом он успел убить любимца Порсенны, и царь присудил его к отсечению кисти руки. Муций, не желая просить, чтобы ему отрубили правую вместо левой (да вдруг ещё палач и царь не соизволят ответить на просьбы), положил правую руку на огонь, и пришлось отсечь её. История и так красивая, но зачем же понадобилось ещё врать?
— Да, эта элита врёт по привычке, даже когда правда была бы ещё лучше.
Неспешно двигались, несмотря на то, что к отряду прибегали женщины, дети и старики с вестями о разорённых деревнях. Один из стариков принёс весть, что Алусия полностью сожжена. На ночь остановились бивуаком, а не лагерем, правда, каждый десяток дежурил часть ночи. И не зря: небольшой отряд вольсков попытался напасть, но их отбили. Погибло двадцать вольсков и пять римлян, среди них Опилий.
