Вышли жрецы-фециалы и объявили:
— Только что наш коллега вернулся с границы. Вольски нам объявили войну и уже двинулись на наши земли.
Плебеи расхохотались.
— Так вам и надо, отцы-благодетели! Защищайте сами себя! А мы в войско не пойдём, чтобы нас потом вы в оковы заключали, плетьми били да железом жгли!
Гай Сициний, протиснувшись к Аппию, закричал:
— Прикажи ликторам сложить своего орла! Сними венок! Мы изберём своего консула, если вы хотите, чтобы мы вас защищали! И свой Сенат!
На лице Аппия Клавдия наконец-то отразилась эмоция: брезгливость и решимость. Он приказал ликторам схватить бунтовщика. Народ, вообще-то не очень почитавший Сициния, сплотился вокруг своего товарища и был видно, что вот-вот ринется на консула и растерзает его.
Но тут появился второй консул: Публий Сервилий Приск.
— В чём дело? Изложите, квириты, мне свои просьбы. Ведь время такое, когда нам нужно к согласию прийти.
Начались крики: «Нас порабощают»! «Нас порют и железом клеймят»! Но Опилий жестом утихомирил народ и сказал:
— Народ больше не желает идти на войну, потому что воинов наших за долги в рабство обращают, а военную добычу всю забирает Сенат, воинам ничего не достаётся. Сервилий, прислушайся к народу!
— Народ кое в чём прав, — произнёс Сервилий.
Лицо Аппия перекосила презрительная гримаса. Наконец-то он показал свои чувства в полной мере.
— Трус! — прогремел Аппий. — Уступаешь бунтовщикам!
— Не бунтовщикам, а плебеям, собравшимся на законную сходку под руководством трибунов. И не уступаю, а стремлюсь дела уладить к вящей славе Рима и народа его. Надо собрать Сенат, и он, я уверен, решит всё по справедливости. Не по причине страха перед народным волнением, а потому, что справедливость лежит в основе республики нашей.
Народ ещё поволновался, но затем нашёл себе дело. Почти никто из сенаторов не осмелился показываться в городе, и люди разбежались вытаскивать сенаторов из домов и собирать их на заседание. Через час все находившиеся в городе сенаторы были препровождены в дом Сената. Тот быстро проголосовал за то, чтобы доверить решение консулу Сервилию. Аппия, который настаивал на аресте и казни главарей бунтовщиков, поддержало только пять сенаторов.
Сервилий поднялся на трибунал и, не обращая внимания на Аппия, угрюмо сидевшего на курульном кресле, произнёс:
«Властью, доверенной мне Сенатом и народом, я решаю следующее. Ни один римский гражданин не может быть удержан в кабале и в оковах, если он желает сражаться за Рим и народ свой. Никто из семьи воина не может быть во время войны забран в кабалу за долги. Ничто из его имущества не может быть изъято заимодавцем. Во время пребывания воина в походе проценты на долги не берутся и не начисляются».
