Чем больше проходило времени, тем отчетливее я понимал, что в квартире не найду ничего подозрительного. Я обшарил туалет, сунув нос везде, где было можно, и не увидел ничего подозрительного, обыскал все тумбочки и ящики, и, наконец, поднялся по винтовой лестнице в спальню, обставленную еще проще. Здесь не было даже кровати: просто матрац на полу перед большим окном, крохотная тумбочка, на которой валялась книга Шарлотты Бронте. И здесь меня ожидала первая находка: несколько упаковок успокоительного и антидепрессантов. Часть упаковок была вскрыта и наполовину опустошена, некоторые были даже не распакованы, словно девушка набирала их впрок, при этом никаких рецептов в тумбочке я не нашел. Но не это приковало мое внимание.
Напротив кровати висела еще одна картина, выполненная в той же манере. Это был портрет, на котором Ксения выглядела совсем юной и как будто расстроенной. На полотне девушка была обнажена, а одежду ей заменяли облепившие фигуру белые бабочки.
Неясный шепоток послышался за моей спиной. Я обернулся, подумав, что в комнату поднялась Леля, но комната была пуста. Я вновь перевел взгляд на картину.
Крылья бабочек дрогнули. Я зажмурился и вновь уставился на картину.
Ничего.
И когда я окончательно уверился в том, что мне померещилось, холодные мертвые пальцы прикоснулись к моей шее.
Добраться до отца Глеба с первой попытки у меня не вышло. Не получилось и со второй, и даже с третьей. Сергей Павлович Макаров посторонних не принимал. Я попытался прийти к нему на работу, решив, что беспокоить его дома, по крайней мере до того, как получу отказ, не слишком прилично. Но мой крестовый поход завяз в приемной, где я бессмысленно проторчал почти два часа. Спокойствие босса охраняла не только вышколенная секретарша, белозубая, беловолосая, совершенно стерильная, с пронзительными голубыми глазами и ледяным голосом, но и пара мордоворотов ростом с хороший шкаф. Мои невинные попытки взять журнал или вынуть телефон сопровождались свирепыми взглядами. Когда Макаров, наконец-то вышел из кабинета, меня тут же оттеснили, не дав сказать ни слова. Макаров же не удостоил меня взглядом.
На следующий день я подкараулил его у офиса и почти успел перехватить у лифта. Меня вновь оттеснили, но я смог бросить фразу, которая должна была заставить Макарова пообщаться со мной.
— Сергей Павлович, я — адвокат Стахов, и у меня есть к вам разговор по поводу вашего сына.
Макаров ответил мне равнодушным взглядом. Под его набрякшими веками не шевельнулась даже толика интереса. Он вошел в лифт, а затем двери закрылись. Охранник, сдерживавший меня, сурово пообещал, что в следующий раз свернет мне шею. Глядя на его руки, я охотно поверил. Что, впрочем, не остановило меня от третьей попытки, когда я вился в их дом, и не прошел дальше ворот. Лезть через забор я не рискнул. Во дворе бегали два ротвейлера. Я оставил попытки пообщаться с Макаровым и перевел внимание на его жену.
