Это было то, о чем он мечтал!
Полное одиночество, куча свободного времени, никаких забот ни о себе, ни о других, даже прогулок, как в земных тюрьмах, — и то нет! Просто рай для человека, решившего положить свою жизнь на алтарь науки!
Оставался небольшой пустячок — как попасть в космическую каталажку. Ведь туда отправляли не просто преступников, а самых отъявленных негодяев.
Становиться негодяем Виктору не хотелось, но иного пути не было…
В этом месте я его перебил.
— И тут тебе подфартило, — сказал я. — Ты был один дома, когда какие-то гопники вломились к твоим соседям и стали требовать подарить им всё, что нажито нелегким антикварным трудом. Однако глава семейства оказался твердым орешком и не открыл налетчикам сейф, так что они замочили строптивую семейку и смылись несолоно хлебавши, оставив ментам для развлечения свою волыну. И тут на шумок заглядываешь ты и видишь, что все твои проблемы могут быть в одночасье решены, если ты приклеишь эту «мокруху» на себя. Ты сажаешь повсюду свои отпечатки пальцев, разукрашиваешь себя кровью, каким-то образом открываешь сейф — возможно, с помощью своего дьявольского чипа — забираешь «капусту», попадаешься на глаза старухам у подъезда и зарываешь в парке заветный клад так, чтобы легавые не перетрудились искать его. Ну, и так далее… Я прав, Вик?
Парень молча смотрел на меня, и мне показалось, что глаза его подозрительно блестят.
А потом он сказал:
— Извините, Эдуард Валерьевич, но мне надо спать. Завтра мне предстоит очередной рабочий день.
Его нервной системе можно было только позавидовать: через минуту он уже кимарил, как говорится, без задних ног.
А я в ту ночь так и не заснул.
Мной овладело отчаяние. Я впервые реально понял, что нахожусь на краю пропасти. Ведь я очутился между двумя фанатиками — один от науки, а другой от власти — как между молотом и наковальней, и не было видно способа ликвидировать противоречие, вставшее между ними стеной…
Кроме того, я никак не мог переварить историю, которую поведал мне Виктор. За свою уголовную жизнь я ни разу не встречал человека, который искренне стремился бы попасть в тюрягу. Обычно почему-то бывало наоборот — на нары сажали тех, кто этого сильно не хотел.
И еще что-то по-прежнему долбило меня изнутри. Я силился понять, что за дятел поселился во мне, но странное ощущение неправильности не хотело оформляться в нормальную мысль.
Наконец, я вырубился.
И мне приснилось, как я «бомблю» семью того самого антиквара. В общем-то, в этом не было ничего удивительного. Похожих эпизодов в моей преступной биографии было множество, и тактика действий была отработана у меня до мелочей. Я звонил в дверь и на вопрос: «Кто там?» бодро возвещал: «Посыльный из пиццерии. Привез вам горячую пиццу. Распишитесь за получение заказа, пожалуйста». У меня было заготовлено много таких «отмазок», одна хитроумнее другой (в том числе и такие: «Эй, хозяин, если ты сейчас же не уберешь свою тачку со стоянки, я раздавлю ее своим самосвалом!»), но эту я пускал в ход чаще всего. У меня даже экипировка была соответствующая: фирменная куртка с надписью «Доставка пиццы на дом». Меня дружки поэтому Пиццей и окрестили… Обычно после такого вступления люди открывали дверь, чтобы объяснить мне, что никакой пиццы они не заказывали. Пришлось переубеждать их таким конкретным аргументом, как пистолет или нож. Если же попадались особо бдительные, которые вели со мной переговоры через дверь, я оставлял пиццу у порога со словами: «Вы как хотите, а заказ я вам оставил под дверью. Разбирайтесь тут сами, а мне некогда!» — после чего прятался в засаде за углом. Человеческая жадность брала верх над осторожностью, и тогда Сезам открывался, и его обитатель хапал коробку. А в коробке у меня был спрятан баллончик с усыпляющим газом, и мне достаточно было нажать на кнопку пульта в кармане, чтобы в лицо высунувшемуся хапуге ударила мощная струя…
