Собственно, эту линию я уже начал проводить еще в своей камере, и разговор с Хреном послужил своеобразной репетицией моей будущей роли.
Поэтому, вплыв в камеру Отказника, я бодро бросил:
— Здор?во, братан! Наконец-то в этом болоте нашелся хоть один настоящий кореш, который не скурвился на потеху ментовке! А я уж начал думать, что я один остался при понятиях!.. Ну что, давай обнюхаемся, сокамерник? Кликуха моя — Пицца, может, слыхал? Статья сто восьмая, часть третья. Убийства, грабежи в особо крупных размерах… Домушник-мокрушник, в общем… А ты кто будешь?
Однако моя речуга не нашла отклика со стороны обитателя камеры. Казалось, он вообще не слышал, что я сказал. И будто бы даже не видел, что в окружающем его пространстве произошли существенные изменения в виде моей персоны. Он висел неподвижно спиной ко мне, растопырив свои руки и ноги, как лягушка, которую загипнотизировали, проведя по брюшку тупой стороной скальпеля.
Я почему-то ожидал, что придется иметь дело с тщедушным сопливым мальчишкой, обозленным на весь мир. Однако комплекция у парня оказалась вполне нормальной, рост — не меньше метра восьмидесяти, вот только тощим он был, как обглоданная куриная косточка. И это понятно — на усеченной пайке, которая полагается отказникам, разжиреть сложно.
— Э, дружбан, ты что — глухой? — окликнул я парня, трогая за плечо. — Дай пожать твою пятерню, кореш! Запомни: Пицца уважает таких упрямцев, как ты. Хорошо, что нас с тобой свели вместе. Мы ж с тобой споемся, как два кенара. Этим придуркам ни за что не раскрутить нас на свою вонючую работу, верно?
Виктор по-прежнему никак не реагировал, и тогда я крутнул его, разворачивая к себе лицом.
И тут же невольно отшатнулся — так, что потеряв контроль над своим телом, отлетел назад и впечатался спиной в мягкую обивку камеры.
Глаза у парня были пустыми и как бы белесыми, а я слишком хорошо знал, что это означает. Слишком часто в прежней своей жизни мне приходилось видеть вот такие вот широко открытые, закатившиеся под веки глаза.
Этот парень дал дуба — и, похоже, совсем недавно, раз это не усекли утром разносчики завтрака.
Мысли мои заметались, как крысы по клетке, а тело прошиб мгновенный жар, от которого я облился холодным п?том от макушки до пяток.
Блин, как же мне не повезло! Так вляпаться в дерьмо! Чего доброго, Кэп решит, что я сгоряча пришил этого мерзавца — и мне тогда точно век воли не видать, как гласит блатная поговорка!..
Рот мой уже сам собой раскрылся, чтобы вызвать охрану, но я вовремя его захлопнул.
