Вот гад — издевается! В КоТе все знают, что вооруженные ограбления — моя преступная специальность. И я тоже убивал хозяев квартир. Чтобы, значит, свидетелей не оставлять. Дурак был в молодости, боевиков насмотрелся. А попался так глупо, что самому до сих пор стыдно… Но всё это уже осталось в прошлом, и я не хочу ничего вспоминать.
— Во-вторых, — продолжал неумолимым голосом Кэп, — сейчас только вы являетесь кандидатом на освобождение, следовательно, и работа эта может быть поручена только вам. Как вам известно, через год с небольшим я должен буду сдать дела своему преемнику, и мне не хотелось бы оставлять за собой задолженность. Еще вопросы имеются?
Я растерянно молчал. В голове не укладывалось, как я буду обрабатывать юное криминальное дарование, которое, скорее всего, — с огромнейшим гонором и мнением о себе не меньше, как о пупе земли. Ну, Кэп, ну, сволочь!.. Спасибо тебе, удружил так удружил на прощание!.. Ясен пень, что и отказаться от его грёбаного задания нельзя. Накинет еще пару годков, за ним не заржавеет. А мне эти дополнительные годы будут равносильны смертному приговору. Даже если я и выживу, то превращусь в ходячую развалину, и тогда не видать мне больше Земли, как свое анальное отверстие. В силу медицинских противопоказаний. Раздавит меня тогда сила тяжести не хуже штамповочного пресса.
— Когда… — севшим голосом просипел, наконец, я. — Когда прикажете начинать работу?
Кэп милосердно улыбнулся.
— Не бойтесь, Эдуард Валерьевич, — почти пропел он. — Не сей момент. Завтра. А остаток этого дня, раз уж вы все равно почему-то не пошли сегодня в цех, посвятите изучению личного дела вашего будущего сокамерника.
Он открыл сейф, стоявший позади него, достал оттуда толстую папку и запустил ее по воздуху в моем направлении. Видно, за полтора года пребывания на орбите ему еще не наскучило баловаться с невесомостью.
— Здесь всё, чем мы располагаем, — пояснил Пресняков. — Всё прочее вы можете выяснить… э-э… в процессе вашей работы.
— Да это ж целая «Война и мир»! — ужаснулся я, бегло листая дело.
— Поверьте, Эдуард Валерьевич: ваше досье еще толще, — усмехнулся Кэп.
* * *
На следующий день выводить меня на работу явился уже не Митрич, а Хрен. «Дубан»[3] этот заслужил свое «погоняло» тем, что в своей речи постоянно упоминал одно и то же огородное растение.
— Ну, ни хрена себе! — изумился он, выслушав мою краткую речь о том, что ни на какую работу я больше не пойду, что видал я ее в гробу вместе со всей администрацией и что пахать, как папа Карло, за бесплатно могут только врожденные идиоты. — Ты что, Пицца, совсем охренел под конец отсидки? Тебе ж до воли осталось — рукой подать, так какого хрена ты себя заживо хоронишь?! Ты ж, на хрен, через два месяца на Земле, как все нормальные люди, гулять будешь!..
