Полковник | страница 27



— М-м-м… в последнее время он, знаешь ли, сильно изменился…

— Еще бы… господи, как это страшно! Ты знаешь, Глеб, я все-таки никак не могу себе это представить… — Голос ее перешел на шепот. — Пытаюсь и-и… не могу… не у-кла-дывается…

— А этого действительно никто не может себе представить, потому что этого никогда не было.

— Да нет, просто творится что-то… что-то не земное, а-а космическое, просто космическое нечто, потому и не могу.

— Космическое? Космическое, несомненно, участвует. Ведь уже точно доказано, что орбита Меркурия…

— Знаю, знаю — соединилась с орбитой Луны…

— Да не соединилась, а…

— Ладно, замнем для ясности… это не так уж и важно, меня другое тревожит… вдруг он все-таки все знает… нельзя же за двадцать пять лет не догадаться хоть как-то, а?

— Нет, нет, успокойся, Маша, он, конечно, ничего не знает. Ну а само письмо, я думаю, наивная попытка как-то ослабить удар по тебе, сам факт того, что неизбежно с ним должно случиться.

— О боже! И ты спокойно так говоришь!

— Мы — медики.

— Да-а… вы медики… Кстати, она реально существует, эта Тамара Сергеевна? Или это его выдумка?

— Да нет… существует… это наш новый врач — ординатор… перешла к нам из психдиспансера, там муж у нее… много лет уже в безнадежном состоянии, вот и перешла.

— Час от часу не легче: муж сумасшедший! Ну хорошо, а Иван тут при чем? Ведь она же, раз медик, наверняка знает, что уже началось всё… ну, этот… начался уже распад этот… то есть уже конец всему. Знает она?!

— Да знает, знает…

— Ну и-и…

— А шут их разберет. Я ж говорю, Иван сильно изменился. И внешне, и-и… душевно как-то.

— Любовь, что ли?

— Да нет, конечно… какая там любовь, когда распад уже начался. А-а, ладно… Коньяк остался?

— На кухне, кажется, полбутылки. Или лучше, Глеб, если не трудно, возьми в баре, налей и мне… только подогрей сперва. И шоколадку возьми там же, хорошо? Слушай, ты пил уже сегодня?

— Теоретически.

— Друг мой, я смотрю, у тебя уже система — по вечерам напиваться, да? Или я ошибаюсь?

— Как всегда — и да, и нет. Вечерами в моей квартире так одиноко…

— В моей теперь, как сам понимаешь, тоже.

— М-м-м, относительно…

— Не паясничай!

— Извини, пожалуйста. Ну так вот — а за окном ведь у меня весь вечер и всю ночь поезда идут. Всё идут, идут куда-то, и-и… от этого еще более одиноко. Ты же знаешь, у нас там напротив поворот, и поезда поэтому замедляют ход. Ну и-и… периодически от этого моя квартира как бы оживает, возникает полузабытое ощущение, что еду куда-то… как в молодости когда-то… уезжаю далеко-далеко, где всё, конечно, будет совсем по-другому. И уже по-другому все вокруг меня становится… ведь все подрагивает в такт составов тяжелых… все свой голос имеет… колеса постукивают по стрелкам… Ну, а иногда в такие вечера возникает совсем уж определенное ощущение, что еду опять в солдатской теплушке, вокруг свои…