— При смерти Марья Борисовна. Немчура-лекарь говорил, её уже ништо не спасёт. Околдовали её.
— Кто? — князь ожёг боярина гневным взглядом.
— Лекарь об том не знает, но колдун, бает, силён был. Не поднимется Марья Борисовна, недолго ей осталось. А тебе о всей Руси надобно думать! Об этом не забывай.
— Ты вот что, — прервал его Иван. — Собери-ка колдунов сюда. Ко мне. Гонцов пошли по городам, пусть сведают. Когда соберутся, я им Марью Борисовну покажу, спрошу, кто чары навёл. Найду... — Князь только зубами скрипнул.
Колдовство на Руси — дело обычное, не к ночи будь оно помянуто. По Москве только и слышно о проказах ведьмовских: то рыжая свинья на пешехода о полуночи напала, всего искусала, то корова молоко не стала давать, то бородатый козёл на задних ногах по улице шёл и человеческим голосом вещал, какие беды Русь ожидают, то от порчи человек помер, женщина в белом по ночам бродит, в окна добрым людям заглядывает, а у самой глаза как у сатаны горят. Иван уже велел на каждом перекрёстке стражу ставить.
Степан Квашнин опять бороду в кулаке смял. Собрать колдунов во дворце — как бы беды не нажить. Такого ещё никто не делал.
Князь тем временем вдруг стал задумчив, исподлобья бросил на боярина испытующий взгляд, прошёлся по ковру, остановился, спросил:
— Говоришь, невесту поискать? И как это мыслишь?
— Не княжна тебе нужна, а принцесса.
— Добро. У кого будем искать — у фряжцев, англов или германов?
— Искать не надобно. Уже есть на примете. Софья Палеолог.
— Кто такая? — сделал вид, что впервые слышит о ней, Иван.
— Племянница последнего византийского императора Константина Палеолога, — сказал боярин, как отчеканил.
Мудр Степан Дмитрич, раскусил тайную нужду князя. Династический брак, к коему охотно прибегают в предвечерних странах, разом ставил великого князя в равное с другими государями положение.
Думы, думы, думы... Марья Борисовна больше года не встаёт с постели, худа, бледна, жидковолоса, в чём только душа держится, только сына Ванятку к себе и допускает. А тому седьмой годок пошёл, мал ещё. Жалко супругу, была между ними и любовь, и ласки горячие, но живому — живое. Что прошло — не вернёшь. Иван и сам с лекарем беседу имел, и тот сказал, что у Марьи Борисовны уже кровь горлом идёт. Пора ладить в Рим посольство.
Несладка жизнь княжеская, ох несладка. Тревоги, заботы, хлопоты тщатся впусте предстать, но дай им только волю, враз закабалят. Скоро станет лёд на реках — жди ногаев аль крымчаков. Надо полки выводить на южные рубежи, заслоны по степным дорогам ставить. Под Калугой мор на людей напал. На ярославских землях недород зерна хлебного, а нижегородцы мёда недобрали против прошлогоднего. Ивану всё взвешивать, прикидывать, что из этого произойти может. Недавно в Заволочье из-за самоуправства волостного старшины смерды поднялись было на переселение в Литву. А князю урон, ему заботушка. Народ вольной, служат, пока служится, проведают, что у других житьё полегче, утекчи могут. «А боярам и слугам межи нас вольным воля». Вот и ещё опас: отчинная земля без людишек остаться может.
